Творческий состав пополнился новыми именами: живописцы Мещерин, Богаевский, скульптор Коненков и др. В этой выставке приняли участие все члены «Союза» и другие экспоненты (всего более 50 человек).

Однако в Петербурге выставка претерпела заметные изменения и вызвала череду скандалов.

Критика увидела недостатки в работах Жуковского, который «владеет патентом на старинную мебель из карельской березы и красного дерева», Петровичева, выдавливающего «на холст целые тюбики охры», Переплетчикова, у которого «в этом сезоне много тишины, но мало живописи», Клодта, в вещах которого, «написанных между 3-м и 4-м блюдом хорошего обеда, нет живого места».

Бенуа, в очередном "Художественном письме", опублиикованном 26 февраля 1910 в "Речи" написал ор низком художественном уровне произведений ненужных и загромождающих выставку, ибо все члены Союза выставляют все и сколько угодно". В следующем письме, от от 19 марта 1910, Бенуа разделил всех участников выставки на три категории - арьергард (Пастернак, Переплетчиков, Васнецов, С.Виноградов, Жуковский, Суриков); "балласт Союза в полном смысле этого слова (Степанова, Архипенко) и авангард (молодые художники, которых он сам и пригласил - Ларионов, Бурлюки, Кузнецов, Якулов).

Полемика разгорелась на страницах многих газет и журналов. Московская группа написала ответное письмо Бенуа, а Переплетчиков и Виноградов срочно выехали в Петербург для переговоров.

Еще больший скандал вызвала оценка Бенуа картины Петрова-Водкина "Сон", на которой были изображены две обнаженные женщины, пристально рассматривающие спящего обнаженного мужчину. "На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое уродство в их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей", - так изложил Бенуа содержание "Сна" Бенуа, добавив, что картина ему чужда, но несомненно относится к наиболее значительным произведениям года. Такой оценкой возмутился Илья Репин, написавший о декаденте Водкине очередное письмо в "Биржевые ведомости": "«Это возмутительное безобразие неуча, сапожника, человечишки с рабьей душой!».

В этой выставке, среди прочих, участвовали приглашенные по настоянию Бенуа московские живописцы-новаторы, ранее экспонировавшие свои вещи на выставках «Золотое руно»: Павел Кузнецов, Георгий Якулов и лидер “молодых” Михаил Ларионов. Несмотря на то, что приглашение обязывало Бенуа соблюдать корректность, он подверг живопись “приглашённых” вульгарно-издевательской критике, а самих художников объявил „безтактными” и „безумными”. По мнению авторитетного критика, Кузнецов выставил „ничтожные вещи”, Якулов — „вещи просто дилетантские”, а Ларионов „ограничился визитными карточками” („ребяческий пейзажик à lа Дерен” и „мёртвая натура à lа Сезанн”).

Бенуа пренебрежительно указывает на источник “недоразумения” русских живописцев-новаторов: "К сожалению, ультра-передовой Париж не даёт покоя молодым москвичам, и они, как загипнотизированные, зачисляются в свиту Матисса, Ван Донгена, Дерена и других “диких”. Мне вспоминаются при этом слова одного тонкого французского критика, который радуется тому, что среди учеников Матисса насчитываются одни только русские и американцы и ни одного француза."

"Молодым" Бенуа противопосталяет "цветописную композицию модерниста-стилизатора Петрова-Водкина «Сон», «Семь графических (!) картин» («Сотворение мира») Юона и вполне традиционный «Портрет» небездарной художницы Серебряковой".

Художественное письмо Бенуа вызвало яростную отповедь Бурлюка в письме, датированном 3 марта 1910:

‹…› Сегодня прочитал Вашу заметку в «Речи» от 26 февраля. Многое в ней показалось мне странным и вот теперь я беру на себя смелость затруднить Вас прочтением этого ‹…› Я ‹…› считаю своё предприятие наивным и, может быть, ненужным, но, не имея возможности протестовать печатно, я всё же хочу сообщить Вам моё мнение ‹…› Я ‹…› привык видеть Вас защитником нового в русском искусстве ‹…›, а так как судьбы его всегда были более чем шатки, то мои глаза всегда были с благодарностью обращены на Вас. Когда в Москве делалось великое дело: устраивались выставки «Золотого руна», французский отдел, когда С.И. Щукин делал свою прекраснейшую просветительную работу, и мне приходилось читать дикие выходки газетных критиков ‹…›, я утешал себя тем, ‹…› что у нас есть культурные люди, верящие в новое французское искусство, которое не есть нечто случайное ‹…›, а ведь прямой вывод — следствие Клода Моне, Гогена, Ван Гога, Сезанна (как кульминационного пункта достижений). И нельзя же в конце концов считать ‹…› (как считают молодые “академисты”), что Пювис де Шаванн — единственный гений и т.д., что Матисс — подражатель Сезанна, а Сезанн (как утверждал когда-то Шервашидзе печатно) слабо или уродливо рисовал ‹…› И пред обществом (тамным), лучшие представители которого не любят (не понимают) Нового искусства (нового не по именам ‹…›, а по манере живописи или по самой живописи своей), Вы вдруг так неосторожно обнаружили своё отношение к “новому французскому искусству”. Что Вы относитесь к нему без уважения — это ясно. 1) Вы сочувствуете „тонкому” критику (?), что у Матисса подражатели лишь варвары, а не находите плохим, что французы не подражают Матиссу (хотя подражатели Матисса: Дерен, Манген, Ле Фоконье, Брак и т.д.. все с русскими именами). 2) Ставите в вину Ларионову, что он пишет à la Сезанн и à lа Дерен (единственное светлое пятно на «Союзе» ‹…›). 3) Говорите об „уродливости” Павла Кузнецова — опять таки возможности, указанные Ван Гогом в области ассиметрии, очевидно, не милы Вам. Александр Николаевич, это всё не обвинения, обвинять Вас я не имею права, каждый волен на своё мнение, но у Вас счастливое положение, большая аудитория — та толпа, коя по наслышке окрестив, положим, „подсезанновцем”, уже и не слышит и не видит, а просто душит атмосферой сутолоки и невнимания (подминая под ноги), но Вы должны помнить, какой колоссальный жизненный вред приносите Вы, становясь на сторону глумящихся над Матиссом и его школой ‹…›, какой колоссальный и трудно поправимый вред приносите Вы, дискредитируя в глазах легковерной и доверчивой публики Русское молодое искусство, называя сумасшедшими Якулова, Ларионова. Павла Кузнецова ‹…› и восхваляя Петрова-Водкина, Серебрякову и Юона — ведь эти-то вторые никакого отношения к “новому искусству” не имеют: они не дают новых форм, они обыденны, что и доказывается тем, что спокойно проходят на обыкновенные выставки ‹…› Ларионов же сей год (салон «Руна» в Москве) интересен, как никогда — и нов, и гораздо ушедший вперёд сравнительно с прежним, и мне кажется, что идёт неустанно из года в год влево, к формам всё менее мещанским и более „переутончённым”, то же и о Павле Кузнецове ‹…› Что он, Ларионов, работает больше всякого Уистлера — я утверждаю, т.к. имел удовольствие работать с ним однажды летом, а также видеть бесконечное количество его всевозможных подготовительных работ.
‹…› Почему я Вам пишу всё это, а вот почему — против нас, молодых, все ‹…›; против нас и полиция, которая не разрешает ни одного помещения (вот уже два месяца) ‹…›; против нас и общество, не дающее нам ни заказов, ни покупателей ‹…› Так вот все против нас. Я, например, и Владимир Бурлюк, и Г. Якулов и другие не могут нигде выставить, а утешать себя будущим годом нечего, ибо ничего не изменится… Поэтому обращение к Вам, Александр Николаевич, не напирайте хоть Вы! Будьте внимательны, будьте осмотрительны. Вы делаете ошибку, не вникая в суть дела… Вы примыкаете к большинству — даже публики! В Вас есть довольство благополучия.
У меня же, быть может, оскал затравленного.«Обращение» Бурлюка осталось безответным. Поэтому в самом начале апреля 1910 он издал анонимную листовку «По поводу “Художественных писем” г-на А. Бенуа». Ряд положений листовки совпадает с письмом Бурлюка.

***

После 7-1 выставки СРХ разделился на две группы, одна из которых (московская) оставила за собой название «Союз русских художников», а другая (петербургская) вновь стала носить имя «Мир искусства».

Заметим, что не все "молодые" ответили на критику Бенуа, как на несправедливую. Так, Лентулов, намериваясь попасть в обновленный "Мир искусства" писал Бенуа: «Позвольте обратиться ещё раз к Вашему содействию, ибо других людей, которые были бы так чутки к творениям молодёжи — чем Вы — я не знаю». И сообщал: «…более “Мира искусства” в Петербурге участвовать ни на какой выставке не хочу… я охотно выставил бы свою большую вещь, над которой работаю те- перь и выставить её хочу только в Петербурге» (ГРМ, 19, ед. хр. 1146, л. 1)

После ухода петербургской группы в «Союзе» осталось всего 17 человек — ровно столько, сколько было при организации «Союза». Положение стало критическим. 3 октябре 1910 москвичи созвали экстренное собрание, на котором было решено пригласить на свою выставку художников Бродского, Рылова, Масютина, Средина, Судьбинина, Яковлева.

Вернисаж состоялся 26 декабря на Большой Дмитровке. Участниками выставки стали академики Суриков и Васнецов. Успех превзошел все ожидания. Критики единодушно оценили выставку положительно.

Источники:

Н.Харджиев. Давид Бурлюк и Александр Бенуа

Ю.М.Лоев. из каталога выставки "Графика, этюды и скульптуры "Союза Русских художников", Москва, 2003