Давид Бурлюк — фигура сложная. Большой, бурный Бурлюк врывается в мир и утверждается в нем своей физической полновесностью. Он широк и жаден. Ему всё надо узнать, всё захватить, всё слопать.

Каждый молод молод молод
В животе чертовский голод ‹…›
Всё что встретим на пути
Может в пищу нам идти41

Он хочет всё оплодотворить. Ему нравится всё набухшее, творчески чреватое.

Мне нравится беременный мужчина…
Мне нравится беременная башня
В ней так много живых солдат.
И вешняя брюхатая пашня,
Из коей листики зеленые торчат.42

Это голод неутолимый, постоянный, неразборчивый. Бурлюк Д.Д. (1882–1967). Из книги «Волчье солнце». Лившиц Б. Москва. 1914. Жадность его требует красок, и он разрисовывает себе лицо, надевает золотой жилет, а позднее, в 1918 г., — разрисовывает фасады домов, развешивает на них свои картины.43 Когда Бурлюку не хватает пищи или вещей, он готов их выдумать сам. Он делает это величественно и наивно, как делают дети, ещё неискушенные в масштабах нового для них мира и создающие свою фантастическую реальность.
Несмотря на вполне сложившийся характер с резким устремлением к новаторству, к будетлянству, несмотря на осторожность во многих делах, а порою даже хитрость, — Бурлюк так и остался большим шестипудовым ребенком. Эта детскость, закрепленная недостатком зрения, всё время особым образом настраивала его поэзию. Своеобразная фантастичность, свойственная слепоте и детству, была основным направлением, лейтмотивом в стихах Бурлюка.
Попробуйте, читатель, день-другой пожить с одним только глазом. Закройте его хотя бы повязкой. Тогда половина мира станет для вас теневой. Вам будет казаться, что там что-то неладно. Предметы, со стороны пустой глазной орбиты неясно различимые, покажутся угрожающими и неспокойными. Вы будете ждать нападения, начнёте озираться, всё станет для вас подозрительным, неустойчивым. Мир окажется сдвинутым — настоящая футур-картина.
Близкое следствие слепоты — преувеличенная осторожность, недоверие. Обе эти особенности жили в Бурлюке и отразились в его стихах. Он не верит даже мирнобегущей реке: Желтеет хитрая вода.44
Он полагает, что глазомер — ненадёжная вещь. Нужны точность, линейка и циркуль: На глаз работать не годится. («Аршин гробовщика»)45
Житейская сверхпредусмотрительность Бурлюка однажды поразила меня. Как-то я и Бурлюк шли по городскому саду в Херсоне. Дело было вечером: Бурлюк вдруг поднял камень и попросил меня сделать то же.
— Зачем это?
— Возьмите, возьмите. Пригодится! — ответил Бурлюк. — Для хулиганов!
Я улыбнулся: житель Херсона, я никогда не слыхал о хулиганах в этом саду.
Если бы я был приверженцем биографического метода в искусстве, то весь футуризм Д. Бурлюка мог бы вывести из его одноглазия.
Я этого делать не буду. Всё же надо указать, что некоторые своеобразные черты одноглазого Бурлюка резко отразились в его творчестве.
Бурлюк замечает преимущественно сдвиги и катастрофы:

Поезд на закругленьи,
О, загляденье,
Ложится на бок
Вагонов жабок.46

Но дальше грозней. Вот надвигается гильотина осени:

Серые дни
Осенний насос
Мы одни,
Отпадает нос.
Я хром.
Серые дни,
Увяданье крас.
Мы одни,
Вытекает глаз…47

И эта мрачная природа населена жабами, разлагающимися гадами, трупами. Он замечает убийства и убийц. В стихотворении «Редюит срамников», озаглавленном впоследствии «Крикоссора», он пишет о ночном сборище каких-то тёмных личностей. В развалинах старой часовни они „сошлись обсудить грабежей дележи”. „Гнев-слепец” (сравни „кривые палачи”) довел их до ссоры:

Злобоссорой обострили спор
Где сошлись говорить меж собой
Взгляд-предатель, кинжал и топор.48

История представляется Бурлюку ракетообразной, взрывной; жизнь — „бешеной кошкой”.

Россия бросилась вокруг
Поспешной кошкой.49

Известно, что двоеглазие, стереоскопичность нашего зрения, существенно помогают нам судить об удаленности предметов. Поэтому естественна утеря перспективы у Бурлюка.
Он вполне реально мог ощущать, например, такую доисторическую картину:

Чудовище таилось между скал
Заворожив зеленые зеницы…50

Или в другом месте:

Насыпь изогнулась —
Ихтиозавр
Лежащий в болоте.51

В действительности же все эти чудовища, ихтиозавры, убийцы и т.п. ужасы могли быть самыми обыденными явлениями, как в рассказе Э. По, на который ссылается Ю. Олеша в «Записках писателя»:
Человек, сидевший у открытого окна, увидел фантастического вида чудовище, двигавшееся по далекому холму. Мистический ужас охватил наблюдателя. В местности свирепствовала холера. Он думал, что видит самое холеру, её страшное воплощение. Однако через минуту выяснилось, что чудовище небывалой величины есть не что иное, как самое заурядное насекомое, и наблюдатель пал жертвой зрительного обмана, происшедшего вследствие того, что насекомое ползло по паутине на ничтожнейшем расстоянии от наблюдающего глаза, имея в проекции под собой дальние холмы.52
Но герой Э. По быстро избавляется от иллюзии. А Бурлюк всё время вынужден жить в странном искаженном мире. Порой он сам восклицал в тоске:

Сатир несчастный, одноглазый
Доитель изнуренных жаб!53

„Ослепленная страсть”, чудовища и безумие окружили его навсегда. Маяковский в «Облаке в штанах» пишет о Бурлюке:

Как в гибель дредноута от душащих спазм
Бросаются в разинутый люк, —
сквозь свой до крика разорванный глаз
лез, обезумев, Бурлюк.

Ненормальность зрения Бурлюка приводит к тому, что мир для него раскоординировался, смешался, разбился вдребезги. Бурлюк Д.Д. (1882–1967). Из книги «Волчье солнце». Лившиц Б. Москва. 1914 г.Бурлюк привыкает к этому и даже забывает о своём бедствии. Он не стесняется своего одноглазия ни в стихах, ни в жизни. Однажды, где-то на Дальнем Востоке, ему пришлось в каком-то кафе схватиться с одним комендантом. Дошло до ссоры. Комендант грозил отправить Бурлюка в солдаты. Бурлюк кричал:
— Нет, не отправите!
— Отправлю! — комендант выходил из себя.
— Попробуйте! — сказал Бурлюк, вынул свой стеклянный глаз и торжествующе показал коменданту.
Самая художественная деятельность Бурлюка представляется мятущейся футуристической картиной, полной сдвигов, разрывов, безалаберных нагромождений. Он — и художник, и поэт, и издатель, и устроитель выставок. Сверх того, он художник — какой хотите! Если вам нужен реалист, то Бурлюк реалист. Есть рассказ Б. Лившица о картине Давида Давидовича “под Левитана”. Известен его же анатомически точный портрет Рериха.54Вам нужен импрессионист: извольте, Бурлюк покажет вам десятки своих пленэров. Вам нужен неоимпрессионист — и таких полотен вы найдете у Бурлюка дюжины. Вам нужен кубист, футурист, стилизатор — сколько угодно, — и таких сотни. Которые же настоящие? Кто это знает! Знает ли это сам Бурлюк? Он в некотором отношении напоминает Ренана с его безбожием. Тот говорил: так как нам ничего в точности неизвестно, то самое лучшее быть готовым ко всему. Так вы меньше всего проиграете!..
— Давид Бурлюк, как настоящий кочевник, раскидывал шатер, кажется, под всеми небами…
Так говорил Маяковский ещё в 1914 г.55 Отмечая разрыв теоретических построений Бурлюка с его эклектизмом на практике, Маяковский осуждающе добавляет:
— Хорошо, если б живописью он занимался!..56
Бурлюк — писатель. Он журналист, он — теоретик (см. его работы о живописной фактуре, о Бенуа, о Рерихе и др.). В качестве поэта он тоже своеобразный универмаг. Вы хотите символиста? Хорошо. Возьмите Голлербаха в издании жены Бурлюка и на стр. 14 вы встретите откровенное признание этого критика, что он не может „удержаться от соблазна выписать целиком стихотворение Бурлюка, которое могло бы быть характерным для поэзии символистов”:

Ещё темно, но моряки встают
Ещё темно, но лодки их в волнах…
Покинут неги сладостный уют…57

Голлербах приводит также стихи Бурлюка, типичные для 70-х годов прошлого столетия: На свете правды не ищи, здесь бездна зла. (см. Э. Голлербах «Поэзия Давида Бурлюка»)58
А вот и более древнее — в духе Тредьяковского:

В бедном узком чулане:
„С гладу мертва жена”…
Это было в тумане
Окраин Нью-Йорка на!
(«Жена Эдгара»)59

Есть ещё одна характерная для художественной деятельности Бурлюка черта. Если собрать его рисунки 1912–22 гг., окажется, что на 90 проц‹ентов› они изображают толстых голых баб во всех поворотах. Преобладающий — таз и ягодицы. Есть и такие рисунки, где видны “два фаса” — лицо и таз (графический сдвиг). Встречаются — трехгрудые и многогрудые женщины, полновесные „мешки с салом”, как говаривал сам Бурлюк. В его стихах найдем немало соответствующих образов:

Розы вскрой грудей…
Пусть девы — выпукло бедро,
И грудь, — что формой Индостан…60

Обворожительно проколота соском
Твоя обветренная блузка…61

Девочка, расширяясь бедрами,
Сменить намерена мамашу.
Коленки круглые из-под короткой юбки
Зовут:
— Приди и упади.62

Откуда это обилие таких объёмных и телесных образов? Повышенный интерес к шарам и полушариям — у человека, которому они представляются лишь кругами или плоскостными секторами?
Только беспросветной наивностью и ésprit mal tourné некоторых критиков (например, уже помянутого Голлербаха) можно объяснить их слюнявые рассуждения об эротобесии, о барковщине и порнографии Бурлюка. Очень лёгкий и скользкий путь, ведущий к копанию на потеху мещан в семейных скандальчиках, к рассказам о гинекеях, якобы устроенных для братьев Бурлюков их же матерью! (См. воспоминания Б. Лившица «Гилея».63)
В действительности здесь поразительно логическое следствие того же физического дефекта — одноглазия. Тут действует широко распространенный психический закон. Ощущение своей неполноценности, своей ущербности в каком-нибудь отношении вызывает непреодолимое стремление восполнить её, преодолеть, восторжествовать над ней, хотя бы в чисто умозрительной плоскости, а тем более в искусстве и особенно — в изобразительном.
Человек хочет уверить не только себя, но и других в своей мнимой победе над враждебной ему природой. Поэтому он с невероятным упорством рисует преувеличенно выпуклые формы, жирные телеса, особенно обращая внимание на шарообразные части. Он хочет сказать:
— Смотрите, я зрячий!
— „Тысячеглаз, чтобы видеть всё прилежно”, — уверяет он в стихе.
Но так как это ему самому кажется малоубедительным, он нагромождает аргументы — вводит разные сексуальные детали, так сказать, вещественные доказательства достоверности своего видения, наличия факта.
Именно такой смысл, мне кажется, имеют настойчивые подчеркивания Бурлюком своей эротичности, своего сатириазиса.
Интересно сравнить раздутые округлости разухабистых рисунков Давида Бурлюка с прямолинейными и удлинёнными, строгими фигурами в работах его брата Владимира (см., например, иллюстрации в сборнике «Дохлая луна», второе издание). Не обусловлена ли эта резкая противоположность в художественной манере братьев разницей их зрения?!
Но как ни распинается Давид Давидович, как ни подделывает многоглазую жадность, — он предан и изобличён своими работами. Его рисунки разрастаются только в ширину, но не вглубь. Они остаются плоскостными, но с резко нарушенными пропорциями фигур. Попытки дать многопланность, сделать пространство многомерным — жалким образом приводят к чисто количественному эффекту, к бесконечному повторению одной и той же двухмерности. Человеку с нормальным зрением это очевидно. И трагедия Бурлюка в том, что он с настойчивостью маньяка принимается всё вновь и вновь за ту же безнадежную задачу — за… кубатуру круга!
То же в его стихах. Выпуклая грудь представляется ему плоской географической картой (очертаньями Индостана). „Бедро бело — сколь стеарин”, — пишет он. Эта белизна, лишенная светотени, выдает плоскостность образа. Ещё: „Округлости… выкроек бедра” — площе не скажешь! (Все три примера из последней автоюбилейной книги Бурлюка «½ века». Нью-Йорк, 1932 г.64)
Не в этом ли, не в нерешённости ли для Бурлюка столь важного для него самого задания — освоить глубину мира, лежит причина того, что он единственный из будетлян не изменил живописи?
То, что оказалось для нас слишком бедным и плоским, что заставило нас искать другие средства и пути своего выражения в искусстве (энмерное слово!), — для Бурлюка стало несокрушимым камнем преткновения. Он беспомощно ползает по холсту, смутно лишь догадываясь о том, что настоящий мир с его неисчерпаемыми далями находится за раскрашиваемой поверхностью, за станком циклопа-художника!

Примечания

41 Строки из стихотворения Бурлюка «и. А.Р.» (Ор. 75), опубликованного в сб.: Дохлая луна. Изд. 2-е, дополненное. М., 1914. С. 101.
42 Строки из стихотворения «Плодоносящие», впервые напечатанного в первом сборнике «Стрелец» (Пг., 1915. С. 57).
43Раскрашивание лица стало своеобразным ритуалом-перформансом в раннем русском футуризме, начиная с эпатажной прогулки Михаила Ларионова и Константина Большакова по Кузнецкому мосту в Москве в 1913 г. В том же году Ларионов и Илья Зданевич выпустили манифест «Почему мы раскрашиваемся». Ларионов, Большаков, Гончарова, Зданевич, Каменский, Бурлюк и др. расписывали лица рисунками и фрагментами слов. Сохранились фотографии Бурлюка 1914 — начала 1920-х гг., неоднократно репродуцированные в различных изданиях, с разрисованным лицом и в самых эксцентричных жилетах, возможно, вдохновившими знаменитую жёлтую кофту Маяковского. Весной 1918 г., в день выхода «Газеты футуристов», Бурлюк вывесил несколько своих картин на Кузнецком мосту. Как вспоминает художник С. Лучишкин: „Давид Бурлюк, взобравшись на лестницу, прибил к стене дома на углу Кузнецкого моста и Неглинной свою картину. Она два года маячила перед всеми” (Лучишкин С.А. Я очень люблю жизнь. Страницы воспоминаний. М.: Советский художник, 1988. С. 61). См. об этом также в главе «В ногу с эпохой».
44 Строка из стихотворения «Приморский порт», впервые опубликованного в сборнике: «Рыкающий Парнас», (1914. С. 19):
Река ползет живот громадный моря,
Желтеет хитрая вода,
Цветною нефтью свой паркет узоря
Прижавши пристаням суда.
Впоследствии с изменениями перепечатано под названием «Лето» в: Д. Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу. С. 10.
45 Строки из стихотворения «Аршин гробовщика». См.: Четыре птицы: Д. Бурлюк, Г. Золотухин, В. Каменский, В. Хлебников. Сборник стихов. М., 1916. С. 13.
46 Строки из стихотворения «Зима идет глубокие калоши…», впервые опубликованного в: Первый журнал русских футуристов. М., 1914. № 1–2. С. 45.
47 Строки из стихотворения «Осенние утешения», опубликованного в: Первый журнал русских футуристов. С. 38. В цитате Кручёных после слов „Отпадает нос” пропущены строки: „Серые дни / Листья — хром / Мы одни”. Как считают Тренин и Харджиев, это стихотворение „представляет собою полемическую пародию на особенно ценимое символистами стихотворение Верлена «Осенняя песня»” (см.: Харджиев Н., Тренин В. Поэтическая культура Маяковского. С. 66).
48 Заключительные строки из стихотворения «Редюит срамников» в сборнике «Четыре птицы» (с. 13), впоследствии в 1924 г. перепечатанного Бурлюком с изменениями под названием «Крикоссора» в: Д. Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу. С. 14.
49 Строка из стихотворения «Паровоз и тендер», опубликованного в «Первом журнале русских футуристов» (с. 39).
50 Стихотворение (Ор. 12) было напечатано в «Садке судей» I (с. 88), и перепечатано позднее в: Бурлюк Д. ½ века. Издано к 50-летию со дня рождения поэта. 1882–1932. Нью-Йорк: Изд. М.Н. Бурлюк, 1932. С. 6. Кручёных цитирует неточно. У Бурлюка:
Чудовище простерлось между скал,
Заворожив гигантские зеницы…
51 Строка из стихотворения «Плаксивый железнодорожный пейзаж» опубликованного в: Первый журнал русских футуристов. С. 44.
52 См.: Олеша Ю. Записки писателя // Олеша Ю. Рассказы. М., 1935. Репринтное издание: О&О Agency, Letchworth-Herts, England, Prideaux Press, 1977. С. 53. В отрывке речь идет о рассказе Эдгара А. По «Сфинкс» («The Sphinx»).
53 Кстати, последнюю строчку очень любил В. Хлебников и часто её цитировал, особенно в применении к простачкам-меценатам: „они нас интересуют только в смысле “доения изнуренных жаб””. (Действительно, наши “меценаты” были не многим богаче нас! Будетлянство росло на другой опаре!*) — А.К.
* Строки из стихотворения «Глубился в склепе, скрывался в башне…». См: Рыкающий Парнас. С. 9.
54 Портрет Н.К. Рериха (1929) работы Бурлюка был репродуцирован в: Д. Бурлюк / D. Burliuk. Art Bulletin / Художественное приложение к «Красной стреле». Нью-Йорк, 1932. В том же году, когда был написан портрет, Бурлюк опубликовал в Нью-Йорке свою монографию о Рерихе.
55 Кручёных цитирует статью Маяковского «Живопись сегодняшнего дня» (1914). См.: Маяковский: ПСС. Т. I. С. 288.
56 „Несколько человек занялись теорией: Бурлюк, Якулов ‹…› разграфливают себе алгебраические формулы грядущего искусства в рамках, вещи, которые обыкновенно держат в папках. Хорошо, если б живописью они занимались!” (Маяковский: ПСС. С. 292).
57 Голлербах Э. Поэзия Давида Бурлюка. Нью-Йорк: Издание М.Н. Бурлюк, 1931. С. 14. Приведено стихотворение «Ор. 54. (8 августа 1926 г. в 6 часов утра на борту парохода Бостон)».
58 Голлербах Э. Там же.
59 Интересно сопоставить характеристику этого стихотворения, данную Кручёных, с оценкой самого автора. Бурлюк счёл необходимым сопроводить это стихотворение следующим примечанием: „П.С. Это стихотворение написано “модернистическим” — спутанным нарочито, размером” (см.: Д. Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу. С. 32).
60 Строки из стихотворения «Тяжесть тела Мусмэ»:
Мусмэ идет сейчас фуро
Затянут оби тонкий стан
Пусть девы выпукло бедро,
И грудь, — что формой Индостан.
(См.: Бурлюк Д. ½ века. С. 14).
61 Первые две строки из стихотворения «Op. 18. Этюд на Брайтон-Биче» (см.: Бурлюк Д. Энтелехизм. Теория, критика, стихи, картины (1907–1930). К 20-летию футуризма. Нью-Йорк: Изд. М.Н. Бурлюк, 1930. С. 18).
62 Строки из стихотворения «Ор. 10. Дочь» (см.: Там же. С. 18).
63 См.: Лившиц Б. Гилея. 12 репродукций и фото. Нью-Йорк: Изд. М.Н. Бурлюк, 1931. С. 13. Впоследствии текст вошёл в воспоминания Лившица «Полутораглазый стрелец» (Л.: Советский писатель, 1989).
64 Приведены цитаты из стихотворений «Тяжесть тела Мусмэ», «Pro Domo MEA» («День творческий»), «Девушки». В последнем у Бурлюка:
Округлости грудей красы необычайной
И выкроек бедра искусстнейше косых.
(См.: Бурлюк Д. ½ века. С. 5, 14, 16).