В царское время, во время, когда буржуазная интеллигенция купалась в ваннах из шампанского, когда вереницами из магазинов <приказчики> в коричневых платьях несли за дамами корзины персиков, ананасов, винограда, когда венком хризантем увенч<ив>али головы свои в балах буржуазного раута, когда салоны авторитетных внуков старых Рафаэле<вых> маэстро выставляли свои произведения, куда для поклона яв<ля>лись шумящие шелка дам и за ними скользили черные фраки интеллигентов по паркету выставочного Салона с приколотыми хризантемами, — <в то время> преклонялись перед художниками, вос-певавш<ими> их спальню любви.

Ворвались футуристы с воткнутыми в петлицу деревянными ложками, когда перед алтарем изысканно-утонченного барокко, Ренессанса шептала интеллигенция молитвы. Футуристы плюнули на алтарь молитвенника.

Сорвали завесу святая святых Культуры и изрезали ее на портянки, разбили чашу тайн и причастие растоптали ногами; <футуристами> были сорваны венцы сияний авторитетов Искусства и брошены в ящик лома.

Была призвана на помощь война пушек, чтобы взрывами снарядов сокрушить алтари, и взорваны <были> гробницы музеев греков и Римлян святых <, где покоились> Искусства останки.

С<о> священнейших трибун, откуда в утонченных ритмах возвещали сладкие слова поэты о любви Венеры, неслись громы кощунственные — победные слова футуристов <обрушились> на головы интеллигентских сборищ.

Футуристы с трибуны современности швырнули в бездну старые мощи литературы, живописи и атрибуты греческой архитектуры

Не так ли было<?>

И вот зашелестели (как змея) миллионы листов газет журналов позорной критики Российской, на страницах «Русского слова», «Речи», «Рус<ских> ведомостей» пошла тревога — святотатцы, кощунственники на паперти, в алтаре и всюду. «Гоните эту нечисть из чисто убранных домов» — так кричали представители интеллигенции в буржуазной прессе.

Самый яркий из представителей — Мережковский, который в «Русском слове» 29 июня 1914 г. предостерегает интеллигенцию: «Идет Грядущий Хам, футуризм-скандал, встречайте же его, Господа Культурники, академики, вам от него не уйти и не спасет никакая культура, для кого Хам, а для кого царь, что он захочет, то с вами сделает, наплюет вам в глаза, а вы скажете „Божья роса“.

Кидайтесь же под ноги Грядущему Хаму; что такое Хам — раб на царстве. Без царя [Христа] не победить Хама, только с царем истинным можно сказать рабу на царстве: „Ты не царь, а Хам“»1.

В этом духе продолжал свое повествование представитель интеллигенции, доказывал, что с футуризмом непростая игра, что с ним шутить нельзя, и победить, пожалуй, нельзя какими-либо средствами второго или третьего разряда, его можно победить толь<ко> разрядом 1-го класса, с Царем, да еще истинным.

Так, пожалуй, Трепов2 тоже думал, что с Революцией шутить нельзя, и тоже какими-либо средствами с нею не справиться, и только Истинный Царь может обезглавить ее.

Но как раз Истинного Царя не было, и Революция вошла победными шагами и опрокинула политические алтари, и сорвала священнейшие ордена, и мантия была разорвана.

То же случилось и в Искусстве. Царь Искусства где-то запутался среди греческих атрибутов в архитектуре, мозги его были заняты прекрасной Венерой.

И пришел футуризм с громом, свистом; громыхая пальцами в таз солнца, опрокинул святая святых, выбросил окорока Венеры, а на греческих колонках храмов развешал лапти.

И мне думается, что слова Мережковского «спасти от футуризма» — слова пророческие; действительно, <от футуризма> не спасет никакая культура, и действительно, что то, что он захочет, то сделает.

И от революции тоже уже ничто не спасет, даже Истинный Царь.

Другой представитель Царя Искусства, Александр Бенуа, восклицает в «Речи» (изд<ание> Милюкова): «О, где бы, где бы достать слова заклятия, после которых это наваждение и беснование переселится в стадо свиней и исчезнет в пучине морской»3.

У одного не хватает царя истинного, без которого нельзя спасти Культуру от поругания, другой не может найти слов заклятий, следовательно, тоже ничего не сделаешь.

В этих словах вся Интеллигенция, которая ничего не может найти и ничего сделать.

А между тем Венере и колонкам разных ордеров угрожает опасность. А тут случилась истинная Революция и разогнала всех сподвижников

«Русского слова», «Ведомостей» и другие ульи.

Долго-долго не было слыхать о футуризме ни слова. Это затишье началось с начала войны, и в прессе появились заметки о том, что пушки 42<-дюймового калибра> наконец победят футуризм.

Приходилось встречаться с некоторыми представителями «Русского слова» в стенах Советов4. Но это были редкие случаи.

Но когда гул победного звона унес Революцию за горизонт, представители Буржуазной идеи примкнули <к> ряд<ам> тыла ее и, конечно, начали свое дело.

Какое же им дело знакомое, в котором они компетентны и могут считаться мастерами своего дела<?> Да, конечно, футуризм и всякое левое Искусство, ведь зубы съели на нем еще при царском режиме.

А так как а нынешнем режиме специалисты все-таки имеют перевес, то им и книги в руки. И стражники гробов, историки умершего, <в>стали у врат.

Дело было устроено прекрасно, все готово, только нужна планомерная организация, Революция одумается, и не сегодня, так завтра будут призваны люди науки, Историки Искусств, знатоки Греческой архитектуры. И тогда мы поведем организованное дело против футуристов, внедрившихся в самое сердце пролетариата, угощая его «Буржуазной отрыжкой» («Вечер<ние> Изв<естия>»5).

Но если сличить рецензии Буржуазных газет с рецензиями Пролетарских, то увидим:

«Вечерние Изв<естия>»: «Подчиняться директивам людей умных и авторитетных дело не просто приятное, а приятное во всех отношениях, но подчиняться людям, которые обнаруживают признаки, но как бы это деликатнее выразиться, ну, словом, признаки» (товарищ Фриче не может подыскать слова, деликатность мешает ему выразиться как следует, по подобию своего единомышленника Ал. Бенуа, и он воздерживается)6.

Дальше тов. Фриче говорит о выставке О. Розановой: «Когда ее мозг был окутан пеленою нездоровья — создал этот явный бред души»7. Правда, мягко сказано. (Своей деликатностью тов. Фриче напоминал институток, которые вместо того, чтобы сказать «сукин сын», говорили «эе, эе».)

Но другой единомышленник говорит: «Футуристы мнят себя большими революционерами, но они последняя скверная отрыжка буржуазно-капиталистической Культуры, футуризм пустое место». Критик<а> Гимельфарба8.

Третьи: «Кому и для чего нужны эти футуристические выродки, эти буржуазные кривляки, эта глубоко безнравственная контрреволюция». Критика Норова9.

Буржуаз<ные> Газеты. «Русские Ведомости» (1916 г., 8 ноябр<я>, изд<ание> Мануйлова): «Кубизм рецепт не только гибнувшего Искусства, но и всего человеческого бытия, они представляются мне маленькими человечками, лысенькими, чернозубыми подагриками, истекающими слюною». Критика Осоргина10.

«Биржев<ые> ведомости», 1913 год, 5 апр<еля>. «Мировой рекорд глупости принадлежит России, пора закончить с этим очень вредным заблуждением, необходимо загнать ее в подвал, и пусть глупость футуристов там сидит и не показывает вонючую голову, не смея отравлять воздух своим зловонным дыханием. Ату его, топчите ногами, колите копьями, затолкайте обратно в дыру темную». Критика Зигфрида11.

Вот это критика, главное ее достоинство, что она понятн<ее>, чем произведения футуристов, написана популярно.

Можно было бы много привести изречений как Зигфридов, <так> и Гимельфарбов. Но читателям известны они, неизвестно только, кто был раньше, Гимельфарб или Зигфрид, или наоборот. Но это пустя<к>, важно единомышли<е>, единодушие. И вот мне кажется, не будут ли как первые рецензии, <так> и вторые отрыжкой буржуазного Царя Искусств, который стремится спасти во что бы то ни стало Венеру Милосскую, Психею и всех Богов, все колонки, портики и который задумал все объедки времен Греческого и Римского Искусства перенести во все современности и в каждой из них утверждать свои формы культуры.

И не ищет ли Царь Искусства Пилата, который бы осудил на распятие то, что кощунственно относится к Реликвиям его короны, сбросило с пьедестала современности меню Искусства Римских эпох возрождений и провозгласило скорость как идею современности, машину как новую красоту современности, фабричные гудки оркестров заменили помадные лампадно-елейные звуки органов Бетховенов и др<угих> Шопенов.

Царь Искусства ищет всюду себе основы, и в нашу Революцию уже втаскивает его челядь багаж, его ставленники действуют, и время нашей современности уже находится в руках всех его министров живописи, литературы и архитектуры.

Казанский вокзал12, Музей Изящных искусств13 есть последние входные ступени в революцион<ную> современно<сть>, и для восстановления трупов были забраны все силы современного пролетариата, были взяты материалы современности, бетон [двутавровые балки] и обмазаны <их> обглоданные кости. Подмазанный, нарумяненный покойник стоит и боится шелохнуться.

Его показывают теперь представителем Царя Искусства и спешат уверить Пролетариат в его высокой культуре и Папской непогрешимости.

И так же спешат скорее задушить все левое, загнать его в подвалы, чтобы оно не смыло румяна и не обнаружило труп.

Итак, не критикуется, а популярно ругается новое, и хором Василия Блаженного стройно плывут аккорды хвалебных гимнов усопшим трупам.

Царь Искусства торжествует и полагает, что если его Друг, Царь буржуазный, не смог голову свернуть футуризму, то уже теперь пролетариат наверное сломит. Пролетариат кое-что видел, присмотрелся к моему вкусу красоты (и притом вожди его тоже влюблены в Венеру Милосскую), Музей Императора Алекс<андра> III стоял и раньше, Венеры Милосские тоже, все это понятное, а новое — Футуризм, Кубизм, Супрематизм — это непонятное, утопия.

В том, что футуризм непонятен, признался на одном Государственном собрании один из Социалистов, который оговорился, что он все ж неглуп, но не мог понять беспредметного изображения Супрематизма и боится, чтобы весь футуризм не сорганизовался, так как попадешь из огня в полымя — кто же попадет, не он ли<?> — нет, этот представитель костей Хеопса боится, чтобы культура его праотцев не была поругана <фраза нрзб.>. Хорошо, что Государство не совсем доверяет Социалистам, а с другой стороны, бодливой корове бог рог<ов> не дает. И в-третьих, счастье Государства, что в его кворуме нет представителя от неграмотных, а то, пожалуй, все неграмотные могли вынести протест против печати книг, которые им непонятны. Но неграмотные не боятся организующихся типографий, библиотек, а спешат непонятную книгу скорее сделать понятной, а понятную сдать в архив.

Но Социалист об этом не подумал и решил все непонятное закрыть.

Но сейчас странное время приходит. Религия попов была понятна всем грамотным и неграмотным. Архитектор<ы> много положили труда<, ра6отая> над созданием церковного стиля, и вдруг теперь такое Религиозное поповское совершенство изгоняется из Государства со всей <его> спекуляцией мощами преподобных.

Это Кощунство, это футуризм<!> Что за Государство?! Оно подняло руку на Реликви<и>, оно своей кощунственной рукой подняло крышку раки и обнаружило скелет, которым спекулировали.

Итак, храмы, Иваны Великие14, Василии Блаженные и проч., проч. ложатся в фобы, вся надежда теперь ваша на Музейных деятелей и любителей охраны старины, ибо все торговцы и спекулянты убегут, ваши стены им не нужны.

Итак, одна колонна культуры старого свалена рукою нового Государственного класса, и дух из него вышел. И класс пролетариев <не> посмотрел ни на роскошные своды, ни на куполы, ни <на> конструкцию, <н>и на живопись, ни на утварь. Но что же это значит<?> Разве это не красиво, разве Реймский собор не красив, а Василий Блаженный<?> А разве дальше нельзя культивировать церковную архитектуру, и песнопения, и служение Богу!

На вопрос, почему это происходит, какие причины руководят <этим>, представители Царя Искусства молчат, хотя терпят очевидное поражение; когда пушки Вильгельма германского сшибли башни Реймского собора15, то Царь Искусства трещал газетами о варварах-тевтонах, а ведь что значит разгром собора <по сравнению> с тем, что делается у нас, где тысячи Реймских и Блаженных храмов прекратят свое дыхание, ибо культу церкви нет места в коммуне.

Итак, Царь Искусства, начинается твое поражение, одно ребро твоей тысячелетней культуры сломлено, и уже его не спасут никакие бетоны.

Но за этим поражением начнется другое, третье, четвертое, и весь твой Художественный Культурный Мир с ротами авторитетов, мастеров погибнет, и никакой Христос <его не сможет> воскресить. И горе твое в том еще, что от тебя возьмется все, и скажут тебе «уйди», ибо новый пьедестал станет, похоронив твою мудрость.

И будут сорваны дни календарей стилей и сожжены временем.

И никакими образцами твоей Культуры, ни красотой бедер Венеры, ни вечно женственной Психе<ей>, ни Реймскими соборами, ни портиками, ни колоннами, ни красноречием твоих поэтов, ни гармониями звук<ов> твоих оркестров, ни мудростью твоих ученых не вернуть жизни в новом пролетарском Государстве твоим формам и не соблазнить граждан Нового Государства.

Вот почему твой Министр кричит о Грядущем Хаме, другой ищет слова заклятия, а другие в злобе ругаются.

Но ты, Царь Искусства, соблазняешь Социалиста тем, что у тебя в твоем Мире Искусства есть наука, есть опыт и мастерство. Так же думал царь буржуазный, но последний был уничтожен, а его опытных саботажников призвали к работе и заставили делать то, что необходимо малоопытному Социалисту.

Возможно, что и опыт в Искусстве тоже будет применен, это все может быть, и если <даже> да, то ненадолго, ибо в новом Государстве возникнут такие формы, где потребуется выработать особое мастерство, ибо понятие станет в иную точку и создаст то, чего никакой мастер и опыт прошлого не в состоянии понять и осознать, а если не осознано во внутреннем, то вывести новое здание не поможет никакой опыт.

И в данный момент нельзя сказать, чтобы все дела Государства шли прекрасно, и все потому, что форма его движения не осознана мастерами старого во внутреннем, а <у> Социалиста нет опыта.

Мы же, новаторы, заявляем, что в нашем творчестве нет места <ни> старому мудрецу, ни архитектору, атрибуту Греции в нашей современности.

Я тебе, Царь Искусства, кое-что указал, но ты не понял или не хочешь понять, все шлешь удары в цитадель левого творчества и поднимаешь тревогу и обвиняешь футуризм в поклонении твоему другу, царю буржуазному, но смотри, чтобы в это время не свалился в тылу у тебя какой-либо Румянцевский Музей или не упала какая-либо колонна <Музея> Изящных Искусств.

Допустим, что ты армией Интеллигенции победишь и футуризм, и все левое творчество как непонятное, и, обвиненное в буржуазном, <оно будет> осуждено и распято. Но тебе не удастся распять той силы, которая свалила Религию и все ее футляры, обнаружив в них спекуляцию, и эта сила со временем вынет все ребра, и сердце твоего храма угаснет.

Ведь признайтесь, что вы мертвы и главный ваш старший Царь убит, но вы сами умер<ли> раньше его, и все ваши министры знают об этом и прикрывают труп ваш одеялом красоты, ведь вы же стои<те> Музеем Изящных Искусств, подперши подбородок фасада сотней колонок-костылей, ведь вы прикрыва<етесь> именем бывшего вашего друга Александра III, а теперь надел<и> непромокаемый капюшон Музея Изящных Искусств. Но ведь капюшон дала тебе ученая Интеллигенция, чтобы скрыть твою корону, авось пройдет Хам революции, и ты останешься живым.

Но футуристы откроют капюшон и покажут труп лика вашего, и тогда уже вам не будет спасения.

И весь ваш Мир Искусства умрет.

Но я вам не говорю, почему же весь ваш мир должен умереть, несмотря на все его красоты. И почему вы хо<тите> умертвить левое Искусство, я скажу, я разоблачил существо твое радио лучами16.

(Ведь ты знаешь, ты мудрый, почему ты создал свое Искусство — да потому, что класс, вышедший из народа, образовавший интеллигенцию, провокаторским образом надул народ и превратил в раба своего.)

Ты знаешь, как создалось твое Искусство и кто тебя поставил Царем. Не правда ли, если скажу, что ушедшая часть народа, которая образовала собою интеллигенцию, провокаторски обманула народ и сделала их рабами, их руками устроила себе портики, колизеи, дворцы по рисункам своих художников, все твое Искусство — Искусство класса, что зовется буржуазным. В этих формах есть мудрость и душа той культуры, с которой сшито существо всей интеллигенции.

Тоже интеллигенция посадила и другого царя кнута, который бы мощью своей обратил народ в рабов и был для них страшилищем, <а также> и Церковь, религию духа, сделал подножием своей политики.

А почему удалось создать твое Искусство<?> Да потому, что ты владел силою живого духа, который поработил у народа, этой живой силой духа одухотворил формы своего Искусства, и они жили. Но вот настал грозный час, в глубоком дне земли в основании Везувия накоплялись силы, и взрывом Везувия были погребены все красоты и храмы, и молодой Везувий не пощадил ничего, покрыл пеплом и лавиною.

Но после взрыва твое Искусство оправилось, выкопали трупы праотцев и восстанавливают вновь.

Но интеллигенты, подпиравшие своим плечом Культуру под царственным скипетром, не заметили, что порабощенный народ, загнанный на фабрики для изготовления образцов вашей Культуры, образовал собою новый класс новой Интеллигенции Демократии, который поклялся изловить Интеллигенци<ю> Буржуазии и отобрать от нее живой дух и сделать его достоянием всех; в этом вся суть Пролетариата как авангарда боевого, который дух сделает свободным и всю страну превратит в творческий очаг.

И когда пролетариат овладеет всем миром, в этот день он положит свои знамена народу <и> возвратится <возродится?> светом его новой сути.

Итак, Пролетариат сегодня отнял духовную энергию, она в его руках, и теперь могут ожить его творческие формы. Но какие они будут, еще неизвестно, неизвестно его интуиции. Следовательно, как только пролетариат отнял живой дух у Монархического Государства, так весь его аппарат остановился и распался и ожить не может ни одна его часть.

Не так ли будет и с его Искусством — ведь из его тела тоже был изъят дух, и оно также распадется и больше не встанет.

Не ясно ли теперь, не разоблачено ли этим стремление Интеллигенции буржуазной сделать нападение на все левое творчество с целью, чтобы отнять у него живую силу духа.

Но как это сделать<?> Ясно, что необходимо всеми силами протиснуть в череп пролетария красоту Венеры Милосской, соблазнить его бедрами ее, и тогда он, пролетарий, влюбленный в ее белое мраморное тело, провозгласит своим сыном все ее Искусство.

Все резолюции, все статьи против футуризма есть не что иное, как заговор Царя Искусства против того, что должно родиться. Бойся же, царь Искусств; и тебе есть чего бояться, ибо родившийся младенец растопчет культуру архитектуры, культуру живописи, культуру Литературы, культуру Театра, как топчет сейчас культуру войны. Тогда только будет доведена до совершенства Революционная симметрия.

Почему все журналисты советских газет не поднимают погромной агитации против театральных постановок, разве они так близки пролетариату и вытекают из его души?

И когда смотришь на меню репертуара, совсем «пролетарское», <то видишь> — «Царь Эдип», «Царь Иудейский», «Царь Федор Иванович <Иоаннович>», «Цесаревич Алексей», «Борис Годунов» и проч., проч. цари, дальше «Саломея», Онегины-помещики.

Да разве возможно протестовать против родного, и все Социалисты тоже носят в душе этого не<на>глядного родного Божка Царя, но только в художественной обстановке, иначе бы они не поддерживали травлю на новое.

Каждый Социалист, по крайней мере с которыми пришлось мне сталкиваться (может быть, несчастный случай), стремится к разрушению Царизма, но целиком стоит на стороне форм его Искусства и остатки культуры всех царских эпох готов с пушками защищать; мало того, он защищает также и всю завоеванную царскую территорию от вторжения каких бы то ни было <художников> левого Искусства.

Надо полагать, что в Советских газетах и журналах пишут все социалисты, а если нет, то, во всяком случае, корректуру наводят социалисты, а следовательно, они согласны с атакой на футуризм, Кубизм, Супрематизм — беспредметное творчество, и горой стоят за то, что создано Царским классом старой формы, изжитой в винах, шампанских, эротах среди бесстыжих Венер, <создано> Интеллигенцией, которая, не удовлетворяясь пьянством натурою, еще породила художников и писателей, которые высекают, и пишут, и описывают будуарные матрацы любви, которые носятся с художественной эротикой как с высш<ими> утонченными препаратами.

Если просмотреть все классическое, взять Рубенса, то ведь много должно попасть не в Музеи, а в дома терпимости — или все попавшие в Музеи вакханалии, этот похабный мясной рынок женщин, унесены <в музеи> со стен упомянутого дома.

Но это Искусство, а Искусство не знает ни приличия, ни неприличия. Перед Искусством (всякая порнография — святое Искусство) как приличие, так и неприличие одинаковы; Искусство, действительно, слепое орудие, и оно, действительно, невинное, его берут и употребляют куда угодно, им пользуется и чувство развратного, которое хочет спасти себя в роскошной, вышитой коврами и шелками, с изящными кроватями спальне.

Поэтому Венера с лебедем очень прилична, и пьяный Бахус за ловлей Венер тоже приличен, и женщина Рубенса с поднятой юбкой тоже прилична, и много-много великого и приличного есть в старом мире, и <поскольку> старая Интеллигенция от дряхлости и [импотенции] не может уже больше жить живой жизнею, то <она> поддерживает свое брюзжащее чувство уже мертвым изображением эпизодов спален любви; от этого <назначения> не спасаются и все натюрморты и портреты, ибо всё — и люди, и предметы — есть принадлежность той же развратной спальни, и вполне понятно, почему обрушивалась она, Интеллигенция, на футуризм, Кубизм и Супрематизм, ведь уж в этих Искусствах нет любви <ни> к Венере, ни к бокалам, ни к лунным пейзажам.

Машина, скорость, цвет. Мир не мяса, а железа, бетона, электричества, моторов, которые являют собой лицо свободного цветового бега.

Вот почему и художники старой Интеллигенции восстают против Нового Мира. Да потому, что старый Мир и его Интеллигентская Культура кончилась, она встретилась с новым железо-радио миром.

И в этом Новом Мире родились вместе с ним и его художники с таким черепом и таким зрением, которые охватывают весь бег и движение железного Мира.

И новая его Интеллигенция тоже железная, электрическая, бетонная и цветная, новая Интеллигенция создалась и родилась Машиной, под шум фабричных колес движений и музык<у> гудков. Машина была его матерью, которая вскормила его стальными стружками и бетонною пылью, которая слух его превратила в Радиовышку, который ловит говор стран Мира. Ее сын бежит, обутый 12-колесными паровозами, и купается в пучине морской подводной лодкой.

Железная Интеллигенция.

И если старая Интеллигенция пользовалась для своих удобств его <пролетария> телом, то лишь до той поры, пока он не окреп и <не> сбросил с своих железных плеч это<го> паразит<а> старого Мира.

Но Молодая Интеллигенция железного Мира еще только встала на ноги, и пока что вносит свои лохмотья в покои старой интеллигенции, занимает будуары, которые под <ее> ногами превратились в сараи, она пока <что> разнесла <по ним> сажу и пыль, <впустила> копоть фабрик в роскошные салоны и превратила паркетные полы в свинюшники, она надела ее каракулевые и шелковые платья и сейчас же вытерла нос о<б> изящные подолы, а все остальное убранство и мебель разломала и унесла в грязные палатки навозных торговых площадей.

Блестящие города и улицы покрылись грязью сугробов, садики и дворики домов превратились в мусорные ящики, а на Венере Милосской вешают сушить портянки.

И старая уплотненная Интеллигенция ворчит как теща и обвиняет новую Интеллигенцию в грязи. Но позвольте, Вы неправы. Та же в подвалах грязных жившая железная интеллигенция очищала города, она же делала шикарные блестящие ванны, шлифовала зеркала, оправляла <их> в тонко точеную слоновую кость, из красного, черного <дерева> и дуба фанеры делала кровати, нарезала капризные рисунки роскошны<х> паркет<ов>, строила дворцы, изготовляла для вас в изящных упаковках парфюмерию; она заботилась, чтобы лицо ваше было чисто, <ноги> обут<ы> в <туфли> изящны<х> фасон<ов> и чтобы тело ваше дышало свежим воздухом; <железная интеллигенция> поила вас молоком, <кормила> маслом, ветчиною, для вас ловила рыбу в морях и готовила балыки, закапывалась в глубокие недра земли, копала уголь, чтобы вам было тепло. И ткала шелка, чтобы тело ваше одеть.

И вот вы мне скажите, кто достиг Совершенства чистоты, кто держал в чистоте каждую вещь и не чисты ли выходили шелка и вся материя, и не душисты ли духи в хрустальных флаконах, и <не> шикарные <ли> автомобили подавались в парадному<?> И старая интеллигенция должна дивиться, как этот грязный рабочий ухищрялся ткать чистый шелк. И вот когда он вышел из грязи и оставил всю чистку, старая интеллигенция погибла в грязи.

Но теперь пролетария нет, он стал Железной Рабочей Интеллигенцией современности, и перед ним лежит умерший старый Мир; чужды ему все его формы, <они> ему ненавистны, ибо они не давали ему использовать жизнь в своих формах.

И сейчас, попутно устройств<у> его политической и экономической жизни, должна устанавливаться и жизнь Искусства; и последнее стало еще в предположениях, догадках, что и какое Искусство должна создать Железная Интеллигенция.

Большую заботу и предположения высказывают представители старой интеллигенции, сама же Железная Интеллигенция еще ничего не говорит, и это происходит потому, что еще время не пришло заняться устройством своих дворцов и жилищ; и когда наступит момент, когда потребуются дворцы для железной интеллигенции и когда сам дворец выйдет из самого существа и будет осознано существо, то тогда будут призваны те архитекторы и художники, которые дают форму ему. Все же Художники и архитекторы существ старой Интеллигенции должны уйти. Богини Венер<ы>, Зевсы, Марсы, Юпитеры, Локаны <так! Лаокооны?>, Давиды, Джиоконды должны убраться со всей своей челядью в края заморские.

В то время, когда десятки тысяч художников обслуживали мир мяса и кости, описывали в книгах, изваяниях и холстах любовные похождения, в самом сердце утонченного классика — Рима — вспыхнула Революция в искусстве, которая выставила на своем знамени «Футуризм», будущее. Что же группа восставших предлагала и какое она видела в будущем Искусство<?> Во-первых, новой красотой она признала скорость, движение, динамик<у>; <она> сказала, что трепет лучей электрического фонаря прекраснее всех венцов святых, что нужно изгнать из академического обихода женские окорока. Машина, завод, шумы, гудки, телефоны, бетон — вот ее элементы новой картины; долой все старые Культуры; и <итальянские футуристы> предложили всем ее старцам завалить рвы своим телом, чтобы прошла по ним молодая мудрость (см. маниф<есты> футур<истов>)17.

Следовательно, футуризм установил пейзаж железного мира, этого не скрыть, <да> он и не скры<вае>т того, что он отверг все старое, весь Мир кости и мяса сплошь, <вплоть> до механического размножения людей, и <вместо> улыбк<и> Джиоконды поставил вспышку электричес<ких> фонарей.

Но какой же пейзаж видит футуризм<?> Пейзаж футуриста обширен, и глаз футуриста охватывает все движения улицы, города, страны и всего Мира; изображение движения является не только движением <о>дной коляски или паровоза, а является динамическим движением общего, в котором вложена и выражена вселенская сила высшей динамической Мировой силы.

В нем нет иллюстрации движения улицы в Париже или в Токио с ее географическими национальными оттенками, трактованной в обычной перспективе. Изображение футуристического пейзажа является Мировым и может быть рассматриваемо и ощущаемо не эстетикой красоты того шаблона, которым до сих пор меряют произведения, — нет, футуризм может быть постигнут новым чувством, чувством техники, это может быть <названо> шестым чувством.

Сила движения форм элементов в технике повышает напряженность сознания, и оно охватывает тот великий динамизм, на котором основана Мудрость технического мира, <мира> как вселенного, так и нашего земного, но который незнаком старому художнику.

В этом есть, пожалуй, и существенное различие нового и старого Мира. Новая динамическая футуристическая картина [по-своему одинаково затрагивает, понимается всеми расами человечества] должна быть понята и осознана людьми фабрик, металлист<ами>, моторист<ами>, машинист<ами> и т. д., ибо это очень близко им. Футуризм открывает в каждом металле весь цвет и плотность материала, элемент динамики, так что, усвои<в> ее, мы можем достигнуть чрезвычайно сильных результатов в самой разработке достижения фактуры, а осознанность в чувстве динамического приводит к самой конструкции, которая дает наивысшее напряжение и представление скорости.

Мы с каждым днем стремимся к скорости и силе, и эта сила состоит из чувства динамики, и если чувство развивается в сторону осязаемости в себе динамической силы, тем сильнее будет представление движения.

Это будет достижение только части; необходимо еще достигнуть, развить в себе и чувство пространства. Прошлое Искусство передвигалось только по площади перспективного пути и в клинообразной дороге замыкало свои представления, ибо на линии горизонта сходились лучи его зрения, и представление находилось за забором; в этой небольшой дороге художник строил деревянные коляски, и все небольшое движение копошилось среди перспективных линий.

Но футуризм и здесь сделал усилие, синие куски цветного неба сломаны и перемещены в иной масштаб, дома, люди, автомобили построились по-иному, были установлены новые центры осей, на которых строился бег форм.

Супрематизм идет еще дальше; сохраняя в себе динамику, он раскрыл совершенно синее небо и вышел по-за его пределы в белое бесцветное представление пространства. В мозгу Супрематиста вылинял цвет синего неба, ибо цвет явился препятствием представления о пространстве, белое же не имеет плотности и потому лучи представления проходят в бесконечную бездну и осознанность пространства, позволяют вынести себя, взглянуть на все мировые точки мира в ином масштабе. Цветное пространство, что и перспективный сход линий, замыкают меня, и я не могу овладеть формою и выявить ее всесторонне, не могу раздвинуть ее по-за законы цвета, перспективы и анатомии.

Супрематизм одной своей частью касается технической динамики и ее формы, выходящей в пространство, другой касается <формы> чисто прикладного характера, но особенной конструировки, которая вносит в предмет-вещь пространственность.

В целом Супрематизм есть определенный закон, устанавливающий новое равновесие весомых частей; и <он> вносит своей конструкцией и композицией совершенно новый стиль в мировую, цветовую и объемную сторону. Ни одной стороной <Супрематизм> не касается прошлого Искусства.

Сейчас Мир Супрематизма, т. е. первенство цвета; вся наша Революция окрашена цветом и все ее партии, и сейчас идет бой этих цветов, каждый цвет стремится занять свое первенство, т. е. Супрематию. Так что Супрематизм есть проект хода событий, в котором цвет получил философию современности, и, раскрывая сини<й> кринолин неба, <Супрематизм> выводит наше сознание к новому представлению. В нем нет ни единого осколка прошлого, в нем есть действительность, которая идет сейчас к своей чистоте, футуризм и Кубизм есть следы движения Революции и потому имеют в своем теле массу элементов; и как первая форма Революции уже далеко отстала от современной нам сейчас, так и футуризм и Кубизм отстал или же зафиксировался в данном ему моменте.

Сейчас Революция привела нас к Коммуне, и Коммуна уже перестала быть Революцией, а есть первым камнем культурной закладки Железной Интеллигенции. На этом камне только начнется разверстка всей коммунистической культуры, в которой будет участвовать не класс, а народ. Вот почему нельзя мыслить, чтобы в коммуне культивировались идеи класса, как было раньше, ибо Революция и Коммуна стала бы на старую буржуазную дорогу. Вот почему нельзя говорить о пролетарском Искусстве, ибо это будет подобно буржуазной императорской идее думать только о культуре белой кости дворянских орденов. Пролетарий как новая Железная Интеллигенция является и боевым авангардом народным, который послан сутью народной вырвать из рук царской буржуазии дух, уворованный царской буржуазной интеллигенцией у народа и тем лишив<шей> его жизни.

Задача пролетариата будет окончена, когда духовная сила будет вырвана, и он принесет знамена победы, и дух будет вольным народным. Дух — единая ценность, которая может быть собственность<ю> каждого, т. е. каждый может брать ее столько, сколько ему угодно будет.

Когда в будущем шар зеленый превратится в коммуну, вождям Революции и основателям Коммуны народ поставит памят<ник>; когда политическая кровавая борьба угаснет и пепел будет распылен в безднах, новые вожди восстанут вожди Искусства Коммуны, и целью и жизнью Коммунаров будет Картина Коммуны; как внутренняя, так и внешняя жизнь коммуны будет покрыта красотой ее живого духа, ибо все в мире стремится к красоте и все в мире картинится по пути перевоплощаемости, устанавливая всё новые и новые формы.

Но чтобы Культура Коммуны была чиста и чтобы она действительно несла особою свое новое лицо, чтобы она выковала во Вселенском Мире свой новый образ, необходимо воспитать сейчас же растущее поколение в новом, необходимо учить поколение ходить на новом Коммунарном Камне. Этот камень должен быть чист, и ритм хода должен быть нов.

И этот новый ход в политическом <и> экономическом смысле уже идет к своему чистому началу, новая рука коммуны беспощадно искореняет всю старую политику и экономику. Такой же системы должна держаться Коммуна и в вопросах творчества-Искусства, и <она должна> наложить свою руку и на все организации Профессиональных Художественных союзов. Все художники оберегают себя всеми крестами Божеской и Дьявольской силы и крестами открещиваются от политики: они, мол-де, никуда <не входят и никому> не принадлежат, и ничью веру не исповедуют, и ни в какой партии не состоят, они, художники, стоят на платформе Искусства. Здесь, конечно, такой аргумент веский, ибо Искусство, как я уже говорил, равноценно и уважаемо всеми партиями и царями.

Но только как бы они не стояли на платформе всеми одинаково почитаемой, коммунисты должны отнестись к ним со вниманием.

Если Революция вырвала духовную творческую силу из рук одного класса, то она вырвала его как силу, через которую сможет привести в жизнь свои творческие формы; эти творческие формы Революция имела в себе, но они были мертвы и лежали в погребах и внутри Революционных горнов. Без огня духа им не воскреснуть, а дух был уворован, и вот теперь воры изловлены, и животворящие силы привели в движение творческий аппарат Революции, и с такой же силой <Революция должна> вторгнуться в Государство Искусства и вырвать оттуда дух, чтобы также умерло и Государство Искусства под скипетром Царя Искусства.

Царь Искусства родил армии художников, которые как бы ни открещивались, но все-таки были убранством и песнопевцами Культуры его царского класса, которая ныне употребляет все силы и обвинения против хамского левого Искусства, чтобы предать его казни и воздвигнуть свое. Не одна Интеллигенция Царя Искусства противится, но и все художники ее <левое Искусство тоже ненавидят, ибо они те же бескусники, специалисты буржуазной эстетической компании.

Форма экономически-политической жизни Царских Государств <современности> не нужна, и Коммунисты следят за каждым шагом приглашенных специалистов, чтобы они где-либо не завинтили дверную ручку в стиле Людовика или Керенского. Также Искусство остается Искусством, но необходимо за ним наблюдать, чтобы оно тоже не завинтило Барокко, ведь оно, Искусство, может все сделать, и царские покои, и комнату Коммуниста, и потому мне не все равно, что будет в моем покое или комнате.

И как в каждой форме Государственной каждая форма и деталь ее пропитана известной культурой, так и в Искусстве каждая форма пропитана той культурой, в которой родился художник и воспитался. Поэтому сейчас ждут того и говорят о том Художнике Коммуны, который должен прийти и строить [<высказывают> всевозможные догадки, какой же он должен быть].

Что же значит непрестанный спор о нем<?> Да ведь он, спор, есть не что иное, как рождение самого художника, в споре мы хотим его родить и видеть. Поэтому старый художественный Мир спешит, чтобы во вновь рожденного художника влить наибольше процентов своей культуры, и потому спешит оплодотворить коммунистов своей научно-художественно-музейной культурой, выставляя все достоинства производителей Римской и Греческой классической Расы, породистых Рубенсов, Ван Дейков, Тицианов.

В основе <политики> Коммунистов лежит как раз забота о том, чтобы все расы вывести из крови и уравнить, даже не уравнить, а уничтожить. Вся национальная расовая культура будет Мировой Коммунарной Культурой, и шар зеленый будет опоясан поясом «Земля Коммуна». Тоже должно быть выведено <прочь> и расовое в Искусстве, и Коммунисты знают элементы расовых производителей, должны также знать их и в Искусстве. И также уничтожить и вывести из школ.

Все организации художественные, несущие в себе принципы и культуру прошлого Искусства, не должны быть рассадниками в Коммуне, и лишь те организации имеют право, в которых нет культуры или сближения с прошлым.

Наглядный образец — выстроенный Казанский вокзал и Музей Александра III есть культура Царского Интеллигентского общественного мнения.

И <ни> таковые образцы, ни их строители не могут быть ни учителями, ни строителями коммунарных построек — Искусству Коммуны не нужны классическая Фидиевская Греция и римские воскресшие Боги. У ней не будет никаких Богов, ибо она будет сама богом новой Культуры, и от его крови и произойдет новая Культура.

И этот новый Бог очистится и выметет все, не оставит камня на камне и ни одной дверной стильной ручки прошлого. И уже сейчас много есть примеров, правда, они небольшие, но думаю, что из маленького семени вырастет большое горчичное дерево.

В Петрограде разобран забор Зимнего дворца18. Что же это значит, кто это сделал<?> Это сделала рука нового зарождающегося Бога Коммунистического Искусства, он нашел в заборе и в его завитках Культуру прошлого Бога и уничтожил его; и думаю, что если бы были искренни Музейные охранники старины, они бы высказали свою боль, рассказали бы, как у них перевернулось сердце, но это сделало правительство, и они <лишь> ворчат в глухих углах. Но если бы это сделали футуристы, тогда затрещали бы и газеты, и доклады.

Но это только исполнение одного из пунктов футуристического Манифеста, и я уверен, что такая же участь постигнет и сам Зимний дворец, ибо перед рукою нового Бога, архитектора Коммуны, не устоит ничто из прошлого.

Вот для чего спешат все исторические лбы добиться аудиенции <у> Коммунистических правительств, чтобы под видом Искусства как Культуры сохранить бескоронную личину прошлого. И Социалисты идут на это и обещают вылезти19.

Но вылезание и влезание в одежду прошлого есть передача <новому> Искусству духовной силы форм и принципов прошлого, и тем <самым Социалисты помогают> ослабить силу Искусства Коммуны.

Другие Социалисты-Коммунисты говорят, что в коммуне будет полная свобода Искусству, но я думаю, что есть еще нечто такое, что не в силах сделать <и> самому наисвободнейшему Государству, — есть закон отживания; кажется, что ветви деревьев имеют право одинаковое на существование, но оказывается, что живут верхние, а нижние отпадают.

Так и все ветви народного ствола отпадут, так как они тяжат <так!> рост его ствола.

Народ — ствол, корни которого находятся во вселенной мира его сознания, и культура его идет бесконечно, ибо культура и есть его шаг в будущее, и на этой бесконечности растут ветви, а ветви есть его культура как веха пройденного, и по мере роста ветви культуры отпадают, ибо дух уходит с ним в будущее, а потому растут и развиваются новые. И в наше время свершается наивеличайший момент, момент Мирового торжества, когда наше сознание из ветвей культуры прошлого переходит в новую ветвь. Вот почему все до единой организации, в которую попали люди прошлой культуры, должны умереть как ветви прошлого, вот почему должны погибнуть все наиреволюционнейшие организации со всеми великими…20.

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатается по рукописи с правкой (16 л. большого формата, черные чернила, зеленые чернила, правка красным карандашом, черными и зелеными чернилами). Архив ФХЧ. Нумерация авторская, слева вверху листов. Листы 1-13 — писчая бумага, листы 14–16 — полупрозрачная бумага. С нижней трети 13-го листа рукопись написана зелеными чернилами. Окончание рукописи отсутствует. На первом листе внизу на левом поле — подсчеты букв в карандаше; количество букв на одном листе (2193) умножено на 17. Это означает, что в рукописи было 17 листов, то есть последний лист утерян. Судя по производимому подсчету буквенного объема рукописи, Малевич предполагал опубликовать данный текст. По кругу тем и характеру высказываний данная статья примыкает к «Ответу двум Социалистам» (см. выше наст, изд.), что дает основания датировать ее тем же хронологическим периодом. Название дано составителем по первым словам текста. Датируется весной 1919 года. Публикуется впервые.

(1) Малевич вольно цитирует следующие пассажи из статьи Д. Мережковского: «Футуризм — новый шаг Грядущего Хама. Встречайте же его, господа эстеты, академики, культурники. Вам от него не уйти никуда. Вы сами родили его, он вышел из вас, как Ева из ребра Адама. И не спасет вас от него никакая культура. Для кого Хам, а для вас Царь. Что он захочет, то с вами и сделает: наплюет вам в глаза, а вы скажете: „Божья роса“. Кидайтесь же под ноги Хаму Грядущему! Что такое „хам“? Раб на царстве. Без Царя Христа не победить Хама. Только с Царем истинным можно сказать рабу на царстве: ты не Царь, а Хам» (Мережковский Д. Еще шаг грядущего хама // Русское слово. 1914, 29 июня).

(2) Трепов Дмитрий Федорович (1855–1906) — государственный деятель Российской империи; в 1896–1905 годы был московским обер-полицмейстером, в январе 1905-го назначен петербургским генерал-губернатором; вдохновитель черносотенных погромов.

(3) Малевич вольно перефразирует следующие пассажи из статьи А. Бенуа: «Как тут не почувствовать скуку, особенно, если утрачен секрет тех заклятий, после которых это наваждение и беснование может рассеяться, переселиться в стадо свиней и исчезнуть в пучине морской? Откуда бы, откуда бы достать эти слова заклятия? Как бы произнести тот заговор, который вызовет на фоне черного квадрата снова милые любовные образы жизни?» (Бенуа А. «Последняя футуристская выставка» // Речь. 1916. 9 января).

(4) С газетой «Русское слово» сотрудничали художественный критик С. Яблоновский (С. В. Потресов; 1870–1953) и И. И. Ясинский (1850–1931), писатель и журналист; после революций Ясинский был активным деятелем Пролеткульта, редактировал журналы «Красный огонек» (1918), «Пламя» (1919).

(5) Речь идет о газете «Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», ставшей трибуной для деятелей секции изобразительных искусств и народных празднеств Отдела народного образования Моссовета, возглавляемой В. Фриче; Фриче и его единомышленниками в 1919 году была инициирована громкая антифутуристическая кампания (см. примеч. 2 к статье «Ответ двум Социалистам»).

(6) Малевич перефразирует положения статьи: Фриче В. Литературные заметки. III. Цитадель «свободного творчества» // Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. № 183. 28 февраля. С. 1. У Фриче: «Подчиняться директивам людей умных и авторитетных — дело не просто приятное, а приятное во всех отношениях. Но если суверенными правами, хотя бы в области искусства, облечены люди, обнаруживающие признаки, — как бы это выразиться деликатно, — ну, словом, признаки…»

(7) Там же. У Фриче во фразе о Розановой написано: «…когда ее мозг был окутан пеленою нездоровья, в самом деле создала этот явный бред души».

(8) Малевич имеет в виду директивные оценки новейшего искусства в рецензии Б. Гимельфарба на монографию В. В. Кандинского «Ступени. Текст художника», выпущенную Московским отделом Изо Наркомпроса в 1918 году (Гимельфарб Б. <рец. на кн.:> В. В. Кандинский. Текст художника <…> // Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. № 172. 15 февраля. С. 1). Малевич вольно цитирует рецензию; у Гимельфарба: «Футуристы мнят себя большими революционерами, но они последняя скверная отрыжка буржуазно-капиталистической культуры, являя собой голое отрицание и „разрушение“, заменяя живописные формы анархическим беспорядком, лишены начала творческого созидающего <так!>. <…> Футуризм же — пустое место».

(9) Автор множества передовиц газеты «Вечерние известия Московского совета…», большевик Н. Норов посвящал свои обзоры политической ситуации в стране и мире. Подключившись к обличениям футуризма и футуристов, в доно-сительской заметке «Необходимая справка» (Вечерние известия Московского совета<…>. 1919. № 183. 28 февраля. С. 1) Н. Норов писал: «Для характеристики той буржуазно-футуристической компании, которая, пользуясь именем Луначарского, примазалась к Комиссариату Народного Просвещения, полезно припомнить хотя бы следующее <…>. Итак, в качестве советских лекторов в провинцию едут не только кривляющиеся футуристы, но и бывшие белогвардейцы и идеологи буржуазии. Позор!» В самой заметке в качестве «белогвардейца» Н. Норов обличал художника Г. Б. Якулова, в качестве «идеолога буржуазии» — поэта В. В. Шершеневича.

(10) Малевич вольно цитирует статью Михаила Осоргина из газеты «Русские ведомости» за 13 ноября 1916 года (ошибочно указывая дату 8 ноября). У Осоргина: «На какой-то публичной лекции я с удивлением услыхал, что русская жизнь, упершаяся в тупик, может быть спасена только возвратом к романтизму сценического изображения. И еще прочел, что и кубисты обладают рецептом спасения не только гибнущего искусства, но и гибнущего человеческого бытия <…> они мне представляются маленькими человеками, лысенькими, чернозубыми, с юных лет подагриками, истекающими слюной» (Осоргин М. А. О пляске вакханок // Русские ведомости. 1916. 13 ноября).

(11) В газете «Биржевые ведомости» за 5 апреля 1913 года и в утреннем, и в вечернем выпуске была помещена рецензия И. Ясинского на выставку «Бубнового валета» в Москве; тон ее отличался критическим запалом, однако прямой брани там не было вовсе. Следует сказать, что в работе «Ответ Л. С. Сосновскому», написанной в 1927 году (см. наст, изд.), Малевич повторяет эту «цитату» в несколько измененном виде: «А „Биржевые ведомости“, те прямо от критики к решительным мерам <призывали>, правда, лишенным лирики и поэзии, но зато радикальн<ым>: „Бей эту сволочь, коли копьями, толкай ногами в подвал, чтобы они не показывали свою вонючую голову и не отравляли нам воздух“». Под псевдонимом «Зигфрид» с начала 20 века писал известный критик и историк театра Эдуард Александрович Старк (1874–1942); с газетой «Биржевые ведомости» Старк не сотрудничал. Ни в статьях, подписанных псевдонимом «Зигфрид» (в газетах «Петроградские ведомости» за 1915 год и «Петербургский курьер» за 1914–1915 годы — времени сотрудничества Старка с этими изданиями), ни в газете «Биржевые ведомости» 1913–1915 годов в статьях других авторов, посвященных выставкам левых художников и футуризму, не удалось обнаружить строк, цитированных Малевичем. В архиве Малевича в СМА имеется фонд газетных вырезок, которые художник заказывал и получал через Бюро газетных вырезок в Петрограде в 1915–1916 годах. Среди них находится и вырезка из газеты «Биржевые ведомости» за 4 марта 1915 года с фельетоном «Бесстыжие… (На выставке футуристов)», подписанным псевдонимом «Любитель» (расшифровки данного псевдонима нет в изд.: Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. Т. 1–4. М.: Всероссийская книжная палата, 1957). Некоторые положения фельетона отдаленно напоминают строки, представленные Малевичем в качестве якобы цитаты из газетной публикации в «Биржевых ведомостях». В частности, Любитель писал: «Любопытно, какое назначение этого молоточка? Не для того ли повешен, чтоб всякий приходящий мог, сняв его с гвоздя, хватить автора по твердому черепу, приговаривая: — Вот тебе, вот тебе, бесстыжий, не кривляйся!..»

(12) Казанский вокзал в Москве построен в 1914–1926 годах по проекту А. В. Щусева.

(13) Музей Изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина) построен в 1898–1912 годах по проекту архитектора Р. И. Клейна при участии архитектора И. И. Рерберга и других.

(14) Малевич образует множественное число от названия колокольни Ивана Великого в Кремле (16 век, архитектор Бон Фрязин).

(15) Башни готического собора Нотр-Дам в Реймсе (1211–1311) были повреждены в результате артиллерийского обстрела германскими войсками во время первой мировой войны; фотографии Реймского собора с разрушенными башнями обошли всю мировую прессу.

(16) Очевидно, Малевич имел в виду лучи радия, то есть рентгеновские лучи.

(17) См.: Маринетти. Футуризм. М.: Книгоиздательство «Прометей», 1914. (Пассаж на с. 87: «Блерио был прав, восклицая: „Прогрессу нужно еще много трупов!“ По моему мнению, их нужно столько, что ими можно бы было засыпать Атлантический океан…» и т. д.)

(18) См. выше примеч. 9 к статье «Ответ двум Социалистам».

(19) См. выше примеч. 11 к статье «Ответ двум Социалистам».

(20) На этом заканчивается лист 16 рукописи.

Опубликовано по: Казимир Малевич. В царское время… //Собрание сочинений в пяти томах. Том 5-й. Москва, Гилея, 2004