В Известиях Ц<ентрального> И<сполнительного> К<омитета> С<оветов рабочих и красноармейских депутатов> от 18 апр<еля> 1919 № 84 была напечатана стать<я> под наз<ванием> «Коммунизм и Искусство» тов.[Георгия] Устинова1. Эта статья, кажется, единственная на всем фоне социалистического сознания Социалистов, — единственный ответ и доказательство, что не один футуризм и все левое Искусство есть «буржуазное», а и демократический тов. Фриче2 со всеми своими единомышленниками по боевому перу оказался «наконец, реакционным», «записавшимся», «забывшим всякие Государственные задачи, всякую будущность, если она не вяжется с старой изжитой марксистской догмой»; меня лично удивляет, что люди, которые могут забыть истинно революци<онное> движение, могут стоять у руля. Тов. Устинов доказал своей статьей, что нельзя давать в руки вожжи тому, который забыл дорогу или привык ездить по одной. И вот «подчиняться» таким вожатым более чем «нелепо». Тов. Устинов еще говорит, что т. Фриче рассматривает вопрос о пролетар<ской> культуре под углом той ситуации, когда еще не была подавлена рабочими и кресть<янами> буржуазия. Что же это значит: значит ли, что социалистический тов. Фриче совсем буржуй? Но как же это понять? Я не социалист, а потому мне трудно разобраться, где Социализм, а где Буржуазное, но, сличив углы отношений к футуризму буржуазно<й> «дискуссии» и советской, то нашел углы равными. Тоже к этому пришел коммун<ист> т. Устинов. Мне бы хотелось, чтобы дискуссионные мечи сначала скрестили тов<арищи> Социалисты, и высказ<ались> по существу, почему они думают, что все новое искусство есть буржуазное кривляние — потому что привести пример и выругаться не <всегда> достаточно ясно.

Тов. Фриче заменил собою в новом Коммунистическом Государстве буржуазного своего единомышленника из газ<еты> «Речь» изд<ателя> Милюкова, Александра Бенуа, продолжая ту же идею буржуазной критики, которая душила и лаяла: «буржуазный футури<зм>». Вся дискуссия <Бенуа> была построена на лаянии.

И как тогда новаторы — футуристы, Кубисты, Супрематисты — не могли высказаться на страницах газет, так и теперь их ответ оставляют в прихожих. Для того, чтобы левые течения смогли бы выдвинуть свои положения, необходима печать, необходима газета, но как раз эта возможность недосягаема, ибо для целей огромной группы новых художественных сил не хватает в государстве бумаги, но для демократического Фриче и К° всегда к услугам стопы.

Если товарищ Устинов предполагает, что отношение тов. Фриче и К° реакционно, то мне кажется, что не реакционно ли всё Коммунистическое Государство, предоставляющее стопы одному определенно реакционному движению против Нового Искусства, а другому <оппоненту> не только бумаги, но и ответить нигде не дадут. Недавно была закрыта газ<ета> «Искусство Коммуны», изд<ание> Изобр<азительного> Отд<ела> — «бумаги не хватило»3.

Мне кажется, что если бы тов. Устинов не выразился в дискуссионном порядке о Новом Искусстве как «шарлатанах и шарлатанстве»4, то я уверен, что «Известия» не поместили бы <его> статью.

Но из всей статьи тов. Устинова можно вывести одно, что «Милые бранятся, только тешутся», и в конце концов сходятся к одному [«Зачем мы это поспорили, тов. Фриче, ведь, ей-богу, это шарлатанство» — «Да, конечно, только я поделикатнее выразился, а тебе показалось реакционно» — «Деликатно, но не политично, <а политично — это> шарлатанство»] и мирятся на словах <о> шарлатанской тарабарщине5. Таков в общем итог дискуссии двух социалистов. Крыловский петух тоже думал о жемчужном зерне. Крыловский ворон говорил одному животному, чтобы оно не портило корни дуба, но <своей правоты> ему не мог доказать. Христос хотел доказать правоту своей истины, а его взяли да повесили; может быть, и художники Нового Искусства станут доказывать свою истину и окажутся у стенки. Вот вы, Социалисты, какие гарантии дадите? Ведь вы знаете, как опасно доказывать истину.

Товарищ Устинов говорит о раскрепощении духа, но знает ли товарищ Устинов результаты раскрепощения духа и не скажет ли тов. Устинов <тогда>, когда появятся формы раскрепощенного духа: «Уберите! Ведь это не дух, а шарлатан».

Т<оварищ> Устинов находит, что сейчас Советская Россия не имеет общественного литератур<ного> мнения и что Ком<иссариат> Нар<одного> Прос<вещения> ничего не сделал к выявлению такового. Но изготовление мнения — Это значит изготовить клетку или судью, которому будет дано право о<бо> всем говорить, но ничего не понимать; что такое общественное лит<ературное> мнение — <это> круг людей, запершихся в одном кольце, два конца которого сходятся, и <оно> спаивается «сущностью мнения», и это мнение вращается бесконечно, пока не образует омут, туда нет подступа ни одной новой силе, ибо она нарушит сон общественного мнения.

Таких общественных мнений было много, и они доказали свою бездарность. Общ<ественное> мнение можно еще сравнить с шаблоном, который всегда изготовляется Государственностью; Государство вырабатывает шаблон, подстригает <под него> каждого своего члена и уподобляется дорожному мастеру, который следит за тем, чтобы все рельсы были равны и не выдвигались; а чтобы укрепить уравн<ива>ние, прикрепляет <рельсы> костылями — и посмотрите, как ровно, прекрасно, симметрично лежат рельсы, костыли и шпалы, и как прекрасно такое же общество, и государство может радоваться, как покойно и хорошо все сделано, ничто не шелохнется и <общество> думает то же, что и вчера, а если оно подумает за десять лет вперед, что же это будет, хулиганство?

Такого принципа держалось всё старое, и того <же> хочет держаться и тов. Устинов, он требует шаблона, чтобы никакой «вакханалии» не было хода. А знает ли тов. Устинов, что такое «Вакханалия»? Как он себе ее представляет? Не приходилось ли [товарищу] Устинову слыхать такой вывод общественного мнения старого Государства, которое после революции еще не разбежалось, а держалось за фалды Керенского, которое говорило, что Большевизм это тоже Вакханалия и что Социализм великий придет и растопчет всю эту язву. И вот это общ<ественное> мнение ждет Социализма не вакханального, а настоящего, и это получилось потому, что как раз Большевики подумали на 10 лет впе<ред>. Но ведь и Евреи ждали великого Мессию, а когда пришел невзрачный маленький Христос, то его как шарлатана повесили. Вся интеллигенция тоже ждет настоящего Социализма великого, а на теперешний смотрит также недоверчиво, но вот уверьте, докажите «общественному мнению» Европейского общества, что нынешний Российский Социализм и есть тот великий Мессия, который выведет человечество на настоящую дорогу. Докажите, тов. Устинов. Докажите, все Социалисты, в ваших руках и типографии, и бумага, у Новых худож<ников> нет ничего, кроме картины.

Если кто из демократов хочет узнать, что значит то или иное <явление>, то пусть следует простому поступку неграмотного. Каждый неграмотный не издевается в «дискуссионном порядке» над непонятной азбукой — если он хочет постигнуть <непонятное>, то <знает, что> необходимо изучить <азбуку>. И изучить не по Иловайскому6, и даже уже не по Марксистскому, который изучил тов. Фриче, а по страницам, написанным Октябрьской революцией, а по страниц<ам> жизни самого Искусства. Но вы скажете: «Давайте азбуку». Левые художники ее не дадут, ее нужно печатать, а когда вздумаешь печатать, то товарищи Социалисты-демократы <скажут:> «Давайте в цензуру, а там видно будет», <и> окажется азбука буржуазной отрыжкой, капиталистической-империалистической замашкой. А Социалист Лебедев-Полянский7 увидит, что футур<изм> организуется, и постарается разорганизовать.

Тов. Устинов пишет, что Октябрьск<ая> Рев<олюция> раздвинула рамки догматического марксизма, и что мы шагаем с каждым днем на десятки лет, и <что> уже мы порожали все теории, которым слепо молятся; <означает ли это, что все> во «Всегда впереди» [ослепли] — после этих слов разве можно требовать выявления общ<ественного> мнения ради того, чтобы оно завтра ослепло, как <это> случилось с т. Фриче, ведь все из «Всегда впереди» вчера еще были зрячие.

Мы, тов. Устинов, летим с неимоверной быстротой, мы опередили скорость машин, техника как культура прошлого и все культуры перед нами мамонты, мы бежим так быстро, что никакие таксометры не в состоянии мерить наше движение. Я могу сказать — мы пережили машину как скорость, для нас нужен новый символ скорости [что же <может> несчастная техника в сравнении с мыслью, достигшей того, что Солнце и время — наше], и в наше время исторический лоб если не разлетится вдребезги, то порядочно набьет себе шишек в бегстве за учетом.

Каждый день <идет за> десять лет, и в каждом дне миллионы дорог. Какой же Иловайский или Фриче поспеет, и нужен ли отчет вчерашнего, когда все его нутро умерло с закатом солнца вчера же.

Тов. Устинов пишет: «К несчастью для Искусства Коммунистической России, тов. Фриче не одинок. Совместно с ним и по его указанию у нас, как и в старые времена, продолжают расправляться с раскрепостившимся вольным духом, родственным нашей революции по самой природе. И расправляются не путем дискуссий, не путем познавания, а путем убийства этого духа» и «Подобное направление явно реакционно».

Прочитав эти слова, я был поражен, ибо ничего подобного не слыхал ни в буржуазном, <ни> в социал<истическом> мнениях; главное, что все сказанное вышло из вопроса «Искусства»; и <я> продолжаю думать, что это единственн<ые>, может быть, и последн<ие правильные> слова, ибо существующее социалистическое мнение говорит <все> наоборот, и доказывает <это> на деле. Тов.

Устинов своим заключением выходит из Социалистического общества, он действительно шагнул, одной, правда, ногой, но шагнул.

Но что именно по своей природе родственно Искусству Революции? Я бы хотел знать, что <это> такое, не футуризм же, не Кубизм, не Супрематизм; что нужно под «природо-родственным» думать? И о каком вольном поэтическом духе говорит тов. Устинов, какие, так сказать, его приметы, по чем именно и какому знаку мы можем узнать этот вольный поэтический дух в народе? Ведь тов. Фриче определенно стоит за пролетарское искусство, следовательно, оно у него обрисовывается — но не может ли тов. Фриче хотя <бы> маленький его силуэт показать, тогда можно было бы сличить его <и определить> родственность — какой расе или классу оно принадлежит. И тут опоздал социалист Фриче, оказывается, что уже пролетарского Искусства нет, а есть коммунистическое.

Но мы еще говорим о целой Культуре Пролетариата, и уже его культуре положен первый камень — <этот> камень Коммуна, и для меня ясно это, что такая культура должна быть и будет, и что она, культура пролетари<ата>, пойдет тем же путем, что и революция, она сначала остановится на Керенском, потом на меньшевистск<их> Советах, далее на Коммунизме; и как бы ни доверяли своим силам коммунисты, <но именно они> призывают старую ученую интеллигенцию как специалистов культурного дела. В настоящее время Искусство остановилось на учредиловке8, в которой есть представители всех течений, от всех персидских, греческих, римских, ярославских и друг<их> уездов и стилей; в этой учредилке Искусства также думают, что пролетарское Искусство должно быть великим, а великое учредилка видит в искусстве Греции, классиках. Так же думал и Керенский, и вся интеллигенция, что Социализм — великий, а величие его будет тогда, когда будут собраны и спекулянты, и директора, <и> помещики, и папа церкви.

Но это не прошло — так не пройдет через дух пролетариата и коммуны ни одна великая завитушка Искусства Людовика и ни один Ярославский стиль; революция в Искусстве будет идти дальше, и вы сами все, Социалисты и Коммунисты, незаметно разрушите всё. Небольшой пример — в Петрограде всю ограду у Зимнего дворца сняли9; разве эта ограда не есть плод Культуры известного класса? Я уверен, что в остатках интеллигенции, а в особенности Музейных деятелей по охране памятников старины, не раз переворачивается сердце, но они молчат, — а если бы футуристы взяли да и взорвали Румянцевский <музей>10, стенки или хотя бы [этот] забор Зимнего дворца, завопили бы все социалистические газеты. Но придет <такое> время, что и сам Зимний будет тоже разобран, и никакие охраны не спасут, это ясно и неизбежно. Так новый класс, или Коммуна, должен явить свое лицо, иначе он не будет существовать.

Но сейчас интеллигенция внедрилась в пролетарские организации, и все ее маститые авторитеты <оказались> у рулей и напрягают все мышцы, чтобы пароход пролетариата плыл на гору Арарат — Афины Греции; это естественно, ведь той интеллигенции, с которой теперь забавляются, что нужно — нужно, чтобы ее культура осталась живой и в новом времени, она хочет приспособить новые живые плечи, чтобы на них перенести свою Венеру Милосскую еще на пару веков. Ведь в конце концов, когда кровь перестанет литься, мы займемся картиною своей Коммуны — так неужели <тогда> любовница Фидия станет среди коммунистического торжества, неужели коммунистам необходимы объедки, неужели коммунистич<еские> коллективы обезличат себя и возьмут напрокат пару пьес из старого кошелька культуры?

Сейчас к государ<ственному> аппарату были допущены левые течения, которые получили общее название футуризма. Футуристы приступили к работе. Интеллигенция еще саботировала, но сейчас она вошла в роль, и <снова появился клич> «ату его», и Социалисты уже вылазят и вылезут из несуразного поведения буржуазных выходцев11.

Так всегда говорило и все буржуазно-интеллигентское мнение, когда в их лощеных салонах появлялся кривляка, а таких кривляк, если просмотреть историю, было немало. Кривляка Милле, Курбе, Клод Моне, Сезанн, Гоген, Ван Гог и последний выродок Пикассо, не говорю уж о наших российских выродках. Все эти кривляки ныне признаны и буржуазной интеллиген<цией>, и коммунистами. И вся критика историков того времени тоже говорила, что Искусство велико и оно вылезет из этого безобразия; но, вылезая из Милле, Клода Моне, Сезанна, <оно> незаметно влезл<о> сам<о> в его <безобразия> душу и после смерти <кривляк> облекл<ось> в его <безобразия> одежды.

Я предложил бы тов<арищам> Социалистам, если они хотят действительно вылезти, то немедленно выслать за границу или сжечь в крематории Музей Нового Западного Искусства на Знаменке, там Кубизм, который главным образом и заражает молодое <поколение>, там собраны кривляки, в особенности Пикассо; вместо него куда приличнее поставить «пролетарского» Аполлона или Венеру Милосскую, или Венеру с лебедем.

Но тов. Устинов вопреки всему вылезанию ставит иной вопрос: вместо «вылезьте» — необходимо предоставить возможность полной свободы всем направлениям устроить дискуссии, и когда скрестят «мечи» противники, то из этого боя будет видно то настоящее, что вполне соответствует идеям коммунизма. А если белогвардейцев в неравной атаке 100 000 против четыр<ех> — <и> рус<ских> новатор<ов> удастся свалить, тогда что?

Да если на то пошло, то я ничего не имею против. — Но теперь <об> уравнении фронта. Новаторов в России пять человек, а один еще до сих пор не может выбраться <из> турецкого фронта, следов<ательно>, в России четыре, четыре меча12; сколько мечей будет поставлено против, вооруженных с ног до головы? Но я иду и на это, все пусть идут с мечами. [Но ведь резолюция будет вынесена большинство<м>, и четыре новаторских меча потонут в мещанском море.] Меч новаторов не поглотит мещанское море даже тогда, когда сядет на его трупе.

Написала Розанова стихотворение, принцип и основы которого создал поэт Крученых — только десяток строк, а что получилось — всколыхнулось море13 эти стихи не «буржуазно-опиумистические» — это шило, заложенное под матрац спящего мещанства, это шило было вложено поэтом Крученым в перины салонной буржуазно-интеллигентской спальни, и оно <мещанство> в большинстве закорчилось; см. «Московский> Листок», «Русские В<едомости>», «Рус<ское> Слово», все «Биржев<ые> ведомости»14.

И когда загремели Вильгельма германского пушки, то воскликнула бур-жуаз<ная> критика, что наконец 42-сантиметр<овые пушки> свернут голову футуристическому безобразию (но шило появилось опять и даже чуть-чуть не <в>стало у руля). [Мне кажется, что что-то неладное в современном Революционном государстве.] То же полагает и Европейское общественное, и литературное, и пушечное, и спекулянтов мнение, что доллар и пушка задушат Революцию, но шило в мешке колется, и уже много <народу> напороло себе рук о Революционный русский мешок. Как бы не случилось такого положения и в Искусстве.

ПРИМЕЧАНИЯ

* Печатается по рукописи с правкой (4 л., вложенные в бумажную папку-бандаж, полупрозрачная бумага-калька большого формата, черные чернила). Архив ФХЧ. На обложке красным карандашом рукой Малевича написано: «перепеча<тано>»; Н. Харджиев карандашом возле этой надписи пометил: «рукой Малевича, <1919>». Нумерация листов авторская, сверху справа. На последнем листе на обороте рукой Малевича карандашом сделана надпись: «Отдано в журн<ал> Революционное искусство. 20/1\/ [Май] 1919 Витебск». Число «20/1У» было вписано сверху над зачеркнутым названием месяца; о действительной дате создания текста см. ниже примеч. 11. Авторское название на первом листе написано сверху карандашом. Датируется второй декадой мая 1919 года. Публикуется впервые.

(1) Устинов Георгий Феофанович (1888–1932) — писатель, критик, член РСДРП(б). В раннесоветские годы выступал со статьями, посвященными вопросам бытования литературы и искусства при новом строе. Его статья «Коммунизм и искусство» была опубликована в газете «Известия Всероссийского центрального исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов и Московского совета рабочих и красноармейских депутатов» в № 84 от 18 апреля 1919 года.

(2) Фриче Владимир Максимович (1870–1929) — литературовед и искусствовед, большевистский партийный деятель, в ран несоветские годы возглавлял секцию изобразительных искусств и народных празднеств Отдела народного образования Моссовета. Инициатор применения марксистской методологии классовой борьбы к истории мировой литературы и искусства, Фриче был одним из создателей вульгарно-социологических теорий развития искусства. Автор многочисленных статей в печатных органах Моссовета, в феврале-марте 1919 года он опубликовал цикл «Критических заметок» в «Вечерних известиях Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», громивших с «пролетарских классовых позиций» новое искусство под огульным определением «футуризм».

(3) Первый номер газеты Отдела Изо Наркомпроса «Искусство коммуны» вышел в декабре 1918 года; всего было выпущено 19 номеров. В марте 1919-го газета подверглась особенно уничтожающей критике Фриче (см.: Фриче В. Критические заметки. IV. Еще о пролетарском искусстве // Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. № 1. 10 марта. С. 3). В апреле 1919 года «из-за нехватки бумаги» издание газеты было прекращено.

(4) В данной статье слова «шарлатан», «шарлатанство» и «шарлатанский» публикуются со строчной буквы — в оригинале эти слова написаны Малевичем и со строчной, и с заглавной буквы.

(5) В вышеупомянутой статье Г. Устинова поэзия Розановой была квалифицирована как «буржуазно-опиумическая литература» и «шарлатанская тарабарщина».

(6) Имеются в виду принятые в средних учебных заведениях Российской империи учебники по всеобщей и русской истории, написанные известным русским историком Д. И. Иловайским (1832–1920).

(7) Лебедев-Полянский Павел Иванович (1881–1948) — критик, литературовед, член РСДРП(б) с 1902 года; живя в эмиграции, входил в группу «Вперед» (1908–1917). В раннесоветские годы был правительственным комиссаром Литературно-издательского отдела Наркомпроса (1917–1919); главным редактором журнала «Пролетарская культура» (1918–1921), председателем Всероссийского совета Пролеткульта (1918–1920).

(8) «Учредиловка», ниже в тексте «учредилка» — на разговорно-бытовом жаргоне название Учредительного собрания, детища Февральской революции, разогнанного большевиками во время Октябрьского переворота в ночь с 25 на 26 октября 1917 года. По мысли Малевича, партийные деятели, привлекая к сотрудничеству художников всех направлений, стремились к тому же консенсусу в области искусства, что и организаторы «учредилки» в сфере общественной.

(9) В проломе полуразрушенной ограды Зимнего дворца в 1918 году был установлен первый памятник по плану монументальной пропаганды — бюст АН.Радищева, созданный Л. В. Шервудом (1918, гипс). Вскоре барочная ограда, составлявшая одно целое с дворцовым ансамблем, была целиком демонтирована.

(10) Румянцевский музей — один из наиболее популярных музеев дореволюционной Москвы, в составе картинной галереи которого было собрание произведений западноевропейских художников; расформирован в 1921–1927 годах, коллекции переданы другим музеям и картинным галереям Москвы, а библиотека и отдел рукописей в 1925 году преобразованы в Государственную библиотеку СССР им. В. И. Ленина (ныне Российская государственная библиотека).

(11) Ироническая фраза Малевича«…Социалисты уже вылазят и вылезут из несуразного поведения буржуазных выходцев…» содержит скрытую цитату из широко пропагандировавшихся в те дни выступлений В. И. Ленина на I Всероссийском съезде по внешкольному образованию, проходившем в Москве с 6 по 19 мая 1919 года. Вождь большевиков подверг уничтожающей критике «субъективизм буржуазно-нелепейших выдумок и кривляний в области философии и культуры» и выразил надежду, «что мы все-таки, в конце концов, из этого вылезаем и вылезем» (см.; Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 330). В нижеследующих абзацах Малевич еще более жестко иронизирует над «вылезанием социалистов из безобразия кривляк»; впоследствии он не раз использовал ленинское выражение в полемических целях. Критиковать слова и установки главного «Социалиста» в стране уже тогда было небезопасным делом, именно этим и было вызвано изменение даты текста с мая (предположительно 20-го числа) на 20 апреля 1919 года, предпринятое Малевичем.

(12) Определение числа новаторов связано с общественной деятельностью Малевича весной 1919 года. Он принимал активное участие в работе редакционной коллегии журнала «Интернационал искусства», созданного для консолидация «передовых бойцов искусства во имя новой всемирной художественной культуры». Заседания коллегии происходили в марте и апреле 1919 года в Москве; 24 марта Малевичу, В. Е. Татлину и А. А. Моргунову поручили написать воззвания к передовым художникам Западной Европы, которые в конце апреля были включены в состав первого номера журнала. На заседании 10 апреля 1919 года с новыми предложениями выступил Велимир Хлебников, неожиданно приехавший в Москву. Под «четырьмя мечами» новаторов Малевич, скорее всего, и имеет в виду авторов воззваний, то есть себя, Татлина, Моргунова, а также Хлебникова. «Пятый меч» новаторов — Алексей Крученых, пребывавший в тот период на Кавказе и отрезанный от центра фронтами гражданской войны, обобщенно определенными Малевичем как «турецкий фронт». По официальным объяснениям, журнал «Интернационал искусства» не увидел света из-за нехватки бумаги в стране.

(13) Посмертная публикация стихотворений Ольги Розановой в газете «Искусство коммуны» (Пп, 1918. № 1) подверглась критике В. фриче (см.: Фриче В. Литературные заметки. III. Цитадель «свободного творчества» // Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. № 183. 28 февраля. С. 1).

(14) В ответ на критику Фриче стихотворений Розановой была опубликована заметка анонимного автора, где, в частности, отмечалось: «Когда появились стихи А. Крученых на заумном языке (их ведь читал Фриче), критик „Московского листка“ писал в 1914 году: „Я их не понимаю, но ясно чувствую, что здесь инородцы явно намеренно подкапываются под родной язык. А этот самый Крученых едва ли не один из врагов нашей родины. Я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что господин, написавший такое, может быть социалистом“» («Не зная броду…» // Искусство. М., 1919. № 5. С. 4).

Опубликовано по: Казимир Малевич. Ответ двум социалистам //Собрание сочинений в пяти томах. Том 5-й. Москва, Гилея, 2004