В Москве проходит крупнейшая ретроспектива художника-эмигранта, рисовавшего Троцкого и Мойдодыра

Изысканные дамы Серебряного века и суровые революционеры-большевики; прихотливая изломанность модерна и суровые супрематические формы авангарда… Всё это можно найти в творчестве Юрия Анненкова — художника, жившего на сломе эпох и сумевшего отразить те стремительные изменения, которые происходили в первой трети XX века в стране и в искусстве. «Известия» оценили крупную ретроспективу живописца «Революция за дверью», открывшуюся в Музее русского импрессионизма.

Прощание с иллюзиями

Анненков — фигура яркая и странная. Он был первым иллюстратором поэмы «Двенадцать» Блока и сказки «Мойдодыр» Чуковского, создавал портреты Ленина и Троцкого, оформлял пространство Дворцовой площади для массовой реконструкции взятия Зимнего, под псевдонимом писал романы и номинировался на «Оскар» за эскизы костюмов, а как живописец отметился практически во всех «измах» своей эпохи. И в то же время ни в одном из стилей, ни в одной из ипостасей он не стал номером один в массовом сознании.

Сегодня сложно сказать, с чем в первую очередь у нас ассоциируется Анненков — со всем и ни с чем одновременно. Его имя редко называют в соседстве с Кандинским, Малевичем, Родченко и другими законодателями художественной моды в первые послереволюционные годы. Но и в прошлую эпоху, где царили Бакст, Сомов, братья Бенуа, его творчество вписывается не вполне.

Отчасти такой странный статус в истории искусства объясняется эмиграцией художника. После отъезда в Европу в 1924 году на родине его имя было предано забвению, за границей же карьера Анненкова сложилась лишь отчасти: он нашел себя в кино и даже стал президентом секции художников по костюмам в Синдикате техников французской кинематографии, однако статуса Кандинского или Фешина не достиг. Да и аукционные цены на него умеренные: лучшие среднеформатные работы маслом в последние годы уходили за несколько сот тысяч фунтов, не за миллионы.

Первая выставка Анненкова прошла в нашей стране уже в XXI веке. Нынешняя — третья по счету и самая масштабная: всего около 100 работ. Среди них — мирискуснический «Зимний пейзаж» (1910) и ироничный «Лес. Июнь» (1918) из Третьяковской галереи, множество произведений из частных собраний, а также (впервые в наших краях!) картины из парижского Центра Помпиду. Таким образом, нынешняя ретроспектива отражает все периоды Анненкова: от ученических дореволюционных работ (особенно хороша огненная импрессионистская пастель «У лампы» 1909 года) до позднего творчества в эмиграции.

Сердечко и стульчик

Экспозиция поражает прежде всего пестротой — жанровой, стилистической, эмоциональной.Казалось бы, что общего между суровыми графическими портретами революционных деятелей и воздушными образами дам Серебряного века? Где Анненков был более искренен — в оторванных от жизни эстетских натюрмортах, соединяющих самодостаточное звучание цвета с нарочитой условностью композиции, или в резковатых, почти карикатурных иллюстрациях к блоковской поэме «Двенадцать»?

Пожалуй, и там и там. Но не потому что «колебался вместе с линией партии». Скорее, был плоть от плоти своей эпохи, чувствовал и отражал ее во всем многообразии. И чем больше погружаешься в этот водоворот, тем очевиднее становятся черты, объединяющие самые разные, эстетически противоположные вещи. Например, ирония. На том же третьяковском пейзаже «Лес. Июнь» внимательный зритель увидит вырезанное на стволе дерева слово «Катя» и сердечко. Это милое хулиганство сразу приземляет возвышенно-идиллический образ.

Годы спустя уже в эмиграции Анненков создает еще один парковый пейзаж в схожих воздушно-зеленоватых тонах: «Вид на Пантеон из Люксембургского сада» (1925, Центр Помпиду). И там удивительно тонкая импрессионистическая манера письма (листву хочется разглядывать бесконечно!) рождает образ вполне в духе эпохи модерна, даром что к тому моменту она давно в прошлом. Но сбоку, в самом углу весьма крупного полотна, художник помещает крохотный складной стульчик — и опять у зрителя лицо растягивается в улыбке.

Неудивительно, что Анненков так успешно работал в жанре карикатуры. И прелестные иллюстрации к «Мойдодыру», знакомые многим советским детям, тому пример. Хотя даже в этих легкомысленных картинках чувствуется рука авангардиста, а веселый хаос в доме мальчика-грязнули странным образом рифмуется с жутковатым водоворотом истории в поэме «Двенадцать» Блока.

Призраки коммунизма

Вроде бы совершенно аполитичный Анненков на самом деле был тесно связан с раннесоветской властью. Пример тому — папка «17 портретов». На выставке демонстрируются, увы, не оригиналы, а поздние факсимиле: несмотря на пятитысячный тираж, разосланный по всей стране, до наших дней дошли единицы. Причина тому — сталинское распоряжение об уничтожении всех экземпляров, ведь главным героем цикла оказался Лев Троцкий.

И это самый жуткий сюжет выставки: из 17 героев Анненкова — помимо Троцкого это Зиновьев, Каменев, Радек и другие лидеры Октября — большинство были расстреляны, сгинули в тюрьмах или погибли при загадочных обстоятельствах. Наверняка их участь разделил бы и художник, не эмигрируй он весьма вовремя в Париж. Но, сохранив жизнь и плодотворно проработав еще многие годы, он практически потерял место в истории отечественного искусства. Сегодня его творчество к нам возвращается. Надолго ли?

Сергей Уваров, Известия, 22 февраля 2020