14 марта в Купаловском театре состоится премьера спектакля без слов «En souvenir de Шагал». Театральный обозреватель TUT.BY Денис Мартинович поговорил с режиссером-хореографом Сергеем Землянским и узнал, как он проводил кастинг среди актеров, разрешает ли им импровизировать, а также какой спектакль поставит в Корее после работы в Минске. Фотографии Ольги Шукайло показывают, как проходят репетиции этой постановки.

Сергей Землянский родился в 1980 году в Челябинске (Россия). В 2002-м окончил хореографический факультет Челябинской государственной академии культуры и искусств по специальности «педагог-хореограф».

Пять лет работал в театре «Провинциальные танцы» Татьяны Багановой (Екатеринбург) как танцовщик. В 2006 году переехал в Москву и стал сотрудничать со студией SounDrama Владимира Панкова как хореограф и актер.

Сергей Землянский работает в направлении «новая пластическая драма», которая существует на стыке драмы, танца и пантомимы.

В Минске на фестивале ТЕАРТ показывали два спектакля Землянского: «Материнское поле» (2014) и «Женитьба» (2017).

— Сергей, кто для вас Марк Шагал?

— Прежде всего человек. Реальный человек с реальной судьбой. Гений, который останется на многие-многие лета. Можно как угодно оценивать его творчество и факты биографии. Но в непростое время его обошли и мировые войны, и репрессии. Ему удалось бежать от зарождавшегося нацизма и сохранить свой уникальный дар. Это был какой-то избранный человек, у него был стержень, собственный путь, он понимал, для чего поступал так, а не иначе.

О постановке спектакля, посвященного Шагалу, я мечтал давно. Долго думал, где реализовать эту идею. В прошлом году меня пригласило руководство Купаловского театра и спросили, что я хочу поставить. Я предложил такой материал, и они с радостью откликнулись.

— Название спектакля — ваша идея?

— Нет, так решил фонд Марка Шагала в Париже. Это было очень сложно, не хочу комментировать. Я хотел назвать этот спектакль просто — «Марк Шагал».

— Вы ставили перед руководством Купаловского какие-то условия?

— У меня всегда единственное условие — работать с командой единомышленников (речь идет о художнике Максиме Обрезкове, композиторе Павле Акимкине, художнике по свету Александре Сиваеве, с которыми Землянский работает постоянно. — Прим. TUT.BY).

— Вы получили полный карт-бланш или готовы к советам со стороны?

— Я не думаю, что мне что-то будут советовать. Если художественное руководство какого-то театра считает, что должно быть так и так, то пусть оно само и ставит. Но ради объективности следует отметить: во время постановки прежних спектаклей я никогда не сталкивался с вмешательством со стороны руководства. Ведь оно не знает, что должно получиться. Это другой жанр, они в нем не разбираются.

— Вы смотрели какие-то спектакли Купаловского? На что обратили внимание?

— Когда в процессе репетиций возникала пауза, смотрел репертуар и большой, и малой сцены. Мне очень понравился спектакль «Першы». Порадовала сама история, артисты и Роман Подоляко как режиссер. Это было очень трогательно. Есть о чем задуматься. Спектакль «Людзі на балоце» — понравилась сама история, я не знал романа Ивана Мележа. Показались интересными вставки с фольклорным материалом. Также заинтересовал «Ревизор» — у меня есть одноименная постановка, которая идет в Москве, в Театре Ермоловой у Олега Меньшикова. Мне было крайне интересно посмотреть белорусскую версию.

— Как вы воспринимали белорусский язык?

— Репетиции мы ведем по-русски. А вот в спектаклях… Для тех, кто знает украинский и формы речи славянских языков, — это не проблема. А вот я сижу в зале — и в первые моменты ничего не понимаю, хотя, казалось бы, знакомая речь. Немного позже адаптировался, стал понимать суть, но без нюансов.

— Как вы отбирали актеров для спектакля?

— Я всегда делаю кастинг. Советов не слушаю: можно взять какого-то актера, а он будет невыигрышно смотреться и плохо двигаться.

В разных театрах кастинг происходит по-разному. Обычно я просматриваю сайт театра, отбираю исполнителей определенной категории (молодежь, актеры среднего возраста, возрастные артисты). Отбираю тех, кто способен выдержать необходимую физическую нагрузку.

Затем уже отдельно встречаюсь с каждым исполнителем. Могу дать какие-то пластические задания: посмотреть, как человек мыслит движениями, как реагирует на кардинальную смену темпа и ритма. Из этих встреч складывается впечатление от того или иного артиста. Дальше я назначаю групповой смотр и даю более активные задачи группам по 10−15 человек. Мы уже не разговариваем, а движемся. Исходя из этого смотра принимаем решением, с кем идем дальше.

— Из актеров зрелого возраста в спектакле занят лишь Геннадий Овсянников. Какая его задача в спектакле?

— Геннадий Степанович присоединился к нам не сразу. Это было его желание. В какой-то момент я узнал, что дядя Гена очень хочет присоединиться к нам. Я немного удивился, хотя в других театрах у меня был опыт работы с возрастными актерами. Но в данном случае я посмотрел спектакли с его участием. Овсянников очень импонировал в плане возраста, фактуры, опыта, мудрости, юмора. Пригласил его прийти к нам на репетицию. Он меня очень радует. У Геннадия Степановича будет интересная роль. Отчасти знаковая.

— Он сыграет художника Юделя Пэна, учителя Шагала?

— Нет. В спектакле у нас представлена не такая подробная биография. Мы выбрали историю любви Марка и Беллы, сделали упор не на их встречи с людьми, а на поведении в определенных жизненных ситуациях (революция, война). Поэтому в постановке представлены далеко не все люди, встретившиеся на пути Марка и Беллы. Будут родители обоих героев, их дочь Ида, а также такие фантасмагорические персонажи, как Коза и Петух, которые перетекают у Шагала из полотна в полотно. В письмах к Белле Марк даже подписывался «твой Петух».

Шагал будет представлен в четырех возрастах: ребенок, юноша-мужчина, художник в расцвете сил и мудрый Марк, финал жизни. То есть его сыграют четыре актера. Роль Беллы исполнят три актрисы: это будет девочка, девушка-женщина и Белла перед уходом.

— «En souvenir de Шагал» будет первым спектаклем в репертуаре Купаловского, в котором актеры будут танцевать…

— Сразу поправлю вас: они не будут танцевать в этом спектакле. Речь идет скорее об использовании элементов танца. Я считаю: если драматические артисты «танцуют» — это преступление. Если они не понимают, что делают, то в результате начинается подмена и кривляние. Даже если речь идет об исторических танцах, существует определенная культура и каноны.

В своих постановках я максимально стараюсь избежать ситуации, когда исполнители начинают что-то из себя изображать. Артист всегда должен понимать, что он делает на площадке. Неважно, какой это спектакль — танцевальный, пластический, драматический, музыкальный. Иногда приходишь на драматический спектакль, который идет на родном языке, и не понимаешь, о чем идет речь. Полная чушь. Они сами не понимают, о чем говорят.

Главное, что купаловцы будут выглядеть достойно. Все, что они будут делать на сцене, будет иметь определенную честность и позицию.

— Когда вы начинаете репетиции, у вас есть в голове определенный рисунок или вы импровизируете?

— Когда приступаешь к работе, представляешь основные персонажи, сцены, последовательность событий. Но конкретный пластический рисунок рождается на репетиции исходя из возможностей артистов.

— Вы разрешаете исполнителям импровизировать во время спектакля или требуете жестко исполнять все ваши требования?

— Обычно я не очень приветствую актерскую импровизацию. Особенно если это продолжительная сцена.

Когда артист использует привычную для него речь, он может каким-то образом вырулить и решить проблему. Но чаще всего артист не совсем свободен в плане своего телесного существования и действия. Поэтому при его импровизации происходит подмена, когда исполнитель пытается что-то изобразить.

Отдать двух-трехминутную сцену под импровизацию — мол, делайте, что хотите — я не могу. Это может быть как тренинг, но не как шоу. Но все же я позволяю актерам в заданных мною рамках искать свой характер.

— Со временем любой спектакль начинает «рассыпаться». Вы каким-то образом отслеживаете свои постановки, чтобы вернуть их в ту форму, которая изначально была задумана?

— Когда спектаклей было немного и у меня была такая возможность, я старался отсматривать их, высказывать какие-то пожелания после показа. Но сейчас это физически невозможно. Поэтому я создаю спектакль и, по сути, дарю его артистам и театру, для которых его создавал. Обычно после премьеры я оставляю двух-трех актеров, занятых в спектакле, которые будут ответственны за репетиции, пожелания и комментарии своим коллегам. Это уже становится их ответственностью — сохранять и поддерживать уровень спектакля.

— У вас не было желания создать свой театр? Чтобы не ездить по городам и весям, а ставить на одной площадке.

— У моих постановок есть определенная категория фанатов и поклонников. Есть артисты, с которыми я бы продолжил сотрудничать. Но пока я не сторонник того, чтобы создать театр и в нем шли только мои спектакли.

У драматических актеров должен быть опыт работы в разных жанрах, с разными режиссерами и постановочными командами. При таком пути развития театра есть возможность все впитывать в себя, постоянно учиться и самореализовываться. Сесть на одним грабли и на них ехать — я не вижу в этом смысла.

Возможно, со временем я приду к тому, чтобы создать какую-то труппу, но пока я не понимаю, как это возможно реализовать. И возможно ли вообще.

— После того как вы поставите спектакль о Шагале, вы закроете для себя эту тему? Или возможны переносы на другую площадку?

— Я не люблю перенос своих спектаклей на другую сцену. Считаю, «где родился, там и пригодился». Спектакль делается для конкретных людей и конкретного театра в определенное время. Заниматься переносами и пытаться адаптировать для другого коллектива я не считаю важным и нужным.

— А если новая редакция?

Я тоже не считаю, что это необходимо. Есть много материала, интересных литературных произведений, знаковых и интересных личностей, о которых хочется пофантазировать и сделать спектакль. Взять «Демона» и «Ревизора» и делать новые редакции — зачем? Ты уже высказался по данном поводу в таком-то месте в такое-то время.

— Какие ваши следующие планы после постановки о Шагале?

— Через шесть дней после премьеры в Минске я улетаю в Сеул, где начнется подготовка спектакля по поэме Пушкина «Евгений Онегин». Премьера назначена на конец мая, но скорее всего из-за возникшей ситуации в мире сроки, возможно, перенесутся, пока всё не утихнет.

— Неужели корейцы что-то знают о Пушкине? Это ведь совсем разные миры…

— Это название — выбор корейцев. Они приезжали в Москву, встречались с шестью или семью режиссерами. Насколько мне известно, выбрали двух. Константин Богомолов должен работать с драматическими актерами, я — с танцовщиками. Меня уверили, что корейская публика осведомлена и о Пушкине, и о «Евгении Онегине».

Я уже летал в Корею на кастинг. Это совсем другая культура, ментальность. В целом между восточными исполнителями (китайцами, корейцами, японцами) и танцовщиками из постсоветского пространства лежит пропасть. Там молча, беспрекословно выполняют все задания постановщика. У меня было ощущение, что они способны синхронно сделать, фигурально говоря, себе харакири — настолько танцовщики сконцентрированы, собраны, внимательны. Это поражает и восхищает. Нужно постоянно выдавать материал, чтобы не упустить эту энергию собранности артистов. Постсоветскому пространству это чуждо.

— В своей постановке вы будете привязываться к 19 веку?

— Нет, но и осовременен этот спектакль не будет. Вообще художник-постановщик Максим Обрезков визуально решает большинство наших работ под своеобразное «вневременье». Когда события на сцене можно отнести и к тому, и к сегодняшнему времени. С одной стороны, есть отсылка к какому-то временному этапу. С другой, создается впечатление, что события могли случиться и с нами сегодняшними.

Денис Мартинович, Tut.by, 4 марта 2020