27-я выставка ученических картин (25 декабря 1904 — 8 января 1905). МУЖВЗ.

Отзывы прессы

Мамонтов С. Вниманию психиатров. (Письмо в редакцию) // Русское слово. 1905. №7. 7 (20) января. С. 3.

В училище живописи, ваяния и зодчества открыта ежегодная выставка ученических работ.
Интерес этой традиционной выставки заключается главным образом в том, что на ней ярко отражается то течение, которое в настоящую минуту волнует нашу художественную молодежь. Знакомясь с ней, можно угадывать идеалы, к которым эта молодежь стремится, и богов, которым она служит. <…>
В руки мне попался каталог выставки с виньеткой на заглавном листе — нечто больное и безмерно безобразное. Бред глубоко порочного и прогнившего до мозга костей молодого человека, которого надо лечить, а не выпускать публично <…>.
Выразить изображенное на виньетке почти невозможно. Поддельно-наивный рисунок воспроизводит группу отталкивающих женских фигур, лишенных смысла и жизни, а уж красоты — и подавно. <…>
В полном недоумении я обратился за разъяснением к одному юному художнику последней формации и имел с ним следующий диалог:
— Что значит эта виньетка?
— Это внутренний мир автора. Он дает пощечину обществу… В этом есть острота! ..
— ??
— Для того чтобы на маленьком клочке бумаги выразить то, что хотел выразить автор, нужен недюжинный талант!
— Благодарю вас!
После всего этого, я <…> не пошел на выставку, охарактеризованную таким девизом-виньеткой.

Примечание: Автор виньетки — Фонвизин А.В.

С-н А.В. <А.В.Скалон>. По поводу 27-й выставки учеников училища живописи, ваяния и зодчества в Москве // Русские ведомости. 1905. №14. 16 января. С.3.
Большинство экспонентов этой выставки следует модным течениям. <…> Вообще нет художников, способных пленить зрителя сознательно, талантливо и сильно выраженной мыслью; техника у большинства очень слаба. Причиной такого явления следует признать неподготовленность экспонентов к зрелому восприятию и разрешению веяний и новых задач в искусстве, которые нахлынули к нам с Запада. <…> Выставка, конечно, указывает на падение старых кумиров и на искание новых путей, на ту переходную стадию, которая сейчас вообще наблюдается в русском искусстве. Но вряд ли можно согласиться с мнением критика, что «превращение» совершилось «вдруг», Оно назревало медленно и постепенно. Много молодых людей, неудовлетворенных состоянием нашего искусства и художественной школы, отправились несколько лет тому назад заграницу, теперь они возвращаются домой. К сожалению, немногие из них поняли; в чем состоит смысл и сила западной школы. Увлеченное модными течениями, большинство из них не поняло той серьезной, веками созданной школы, на прочном фундаменте которой незыблемо продолжает держаться здание западного искусства.

Т. <Н.Я.Тароватый>. 27-я выставка учеников Училища живописи, ваяния и зодчества в Москве // Искусство. 1905. №1. Январь. С. 3.

Еще в прошлом году ученическая выставка в училище живописи представляла сплошное и печальное недоразумение. Не на чем было остановить взгляд. Убожество рисунка, тусклые краски… — и вдруг в этом году чудесное превращение. <…> Целый ряд «молодых» вполне искренних и смело порвавших с устаревшим. Арапов, поражающий архаичной простотой, изнеженно-прихотливый Емельянов, Андрей Иванов, сумевший в причудливых орнаментах передать всю опьянительную силу красочных созвучий, Келлер, Крымов, Ларионов, чуткий, пытливо выслеживающий мельчайшие нюансы и прихотливые сочетания тонов, Пономарев, воздушно-нежный и гармонический Половинкин, Сарьян, уничтоживший в себе школу, начавший все сызнова, странно-самобытный в своих восточных примитивах, Токарев, Шагин, Уткин (панно на лестнице), загадочно-пленящий Фонвизин (обложка каталога) [к сожалению, его вещи почему-то не были допущены на выставку дирекцией училища. Жюри выставки также частью «забраковало» Гегелло, Ларионова, Токарева, Эбермана и др. — Прим. автора статьи], сверкающий и радостный Эберман, изысканно-утонченный Брускетти… Быть может, уже «светлеют дали» и то, что так давно ожидалось, пришло, наконец, на смену тому искусству, которое уже перестает удовлетворять.

Глаголь С. К картинным выставкам. XXVII ученическая в училище живописи // Русское слово. 1904. №359. 27 декабря. С. 5; №361. 29 декабря. С. 3.

Я не ищу здесь ни большого мастерства, ни определившихся индивидуальностей, но зато, сколько здесь всегда молодости, увлечения, бурных юношеских исканий и горячей веры в свое широкое будущее.
В прошлом году выставка начала свое новое двадцатипятилетие, и не особенно блестяще. В общем многое здесь представляло какой-то неуклюжий, неопределившийся хаос. Широкая манера только подчеркивала неумелость мазка и плохую живопись, а жажда сказать что-нибудь свое приводила то к претензии, то к детскому оригинальничанью.
Настоящая выставка представляет уже большой шаг вперед и, главное, шаг самостоятельный, в котором ученики уже не копируют и не повторяют никого из своих учителей.
Лучшая вещь на выставке — полотно г. Эбермана «Сквозь серебро». Это большой этюд лесной березовой опушки со скользящими между листвой просветами голубого, с кучевыми облаками неба.
Пусть в этом этюде видно желание художника сделаться русским Клодом Моне, а все-таки я такого этюда до сих пор ни у кого из русских художников не видал и нисколько бы не удивился, если бы этот этюд попал вместо ученической на выставку «Союза» и в любой secession. Манера писать мазочками ярких красок чрезвычайно подошла к самому мотиву пейзажа и мерцание этих ярких красочных пятен на некотором расстоянии дает именно ту вибрацию света, которая так интересна в этих мотивах. Тою же манерой написан и другой менее эффектный этюд: «Осень», и остается только пожелать, чтобы юноша продолжал идти этим путем <…>.
Г. Туржанский, который обращал такое на себя внимание на прошлогодней выставке, рядом с тем, что выставлено на этот раз, как-то отодвинулся далеко на задний план. В его вещах нет движения вперед. Они кажутся как будто повторением прошлогодних и невольно думается, что похвалы, которых так много выпало на долю художника, приостановили его развитие и как художника, и как живописца. <…>
Такие искания, как, например, в наброске «Сумерек» г. Крымова, все-таки интереснее. Мне скажут, что тут мало своего родного и много «Studio»’25, «Art et decoration»’” и т. п. Пусть так. Но ведь и у г. Туржанского немало К. Коровина, Клодта, Архипова и др., а сделай г. Крымов тот же набросок «Сумерек» хромолитографией, мы бы с удовольствием остановились перед ним на любой выставке.
Вот такие искания, как у г. Ларионова в его «Часах вечера», конечно, ни к чему не поведут ни в литографии, ни в чем другом. Странная задача. Сесть на одно место перед совсем неинтересным углом сарая и час за часом набрасывать один за другим десяток или одиннадцать этюдов, как будто в природе все в любом освещении достойно перенесения на полотно. Как будто можно что-нибудь написать не по вдохновению, не по увлечению красотой, поразившей вас внезапно, а по заказу, усадив себя в любой момент перед любимым мотивом и сказать себе: «Пиши»!?!
Получается уже не искусство, а какая-то метеорология, не живое что-то, а сухая доктрина. <…>
Вообще в учениках появилось большое стремление к декоративной красоте и к трактовке своих задач, очень далеких от того, как они трактовались в блаженные времена <…>. Ученики хотят работать по-своему, и хотя это «свое» не уходит дальше того, что печатают в «Studio», «Мире искусства» и т. п., а все-таки немножко уже и свое. <…>
Жаль было, что училище такою сильною волною подхватило и унесло в сторону чисто внешних вопросов живописи. Как бы ни было подчас это интересно и даже привлекательно, а суть искусства все-таки не в этом, а в той позиции, которая трогает не один глаз, но и сердце человека. <…>
Реальной живописи на выставке совсем мало, а среди того что есть, интересного и того меньше. Если можно что отметить в этом жанре, то разве портрет дамы г. Кузнецова (Михаила), этюд плутоватого мальчишки г. Шагина, пейзажик с золотыми главками Сергея Петрова и «Раннюю весну» Хрусталева. Но что совсем непонятно, так это присутствие на выставке г. Сарьяна. Чем могло руководствоваться жюри, когда оно принимало эти детски неумелые и нелепые наброски. <…> Нельзя одобрить и «декадентскую» виньетку на каталоге. Ведь детский лепет остается все-таки детским лепетом и не изменится оттого, что он напомнит Бердслея и один из рисунков, исполненных им двух лет от роду.
Выставлено несколько произведений скульптуры. Смотря на них, не сомневаешься, что Трубецкой научил учеников заботиться о поверхности статуи, но научил ли он их заглядывать куда-то вглубь, — это все-таки вопрос. Если есть намек на какую-то жизнь, то разве в одних только статуях Нефедова, да в нахохлившейся курице г-жи Гончаровой.


Ист. — А. Крусанов. Русский авангард. Том 1. Книга 1.