Алексей Крученых. Наш выход. Ч. 8. Рождение и зрелость образа. Итоги первых лет. 1932

Воспроизведено по: Алексей Кручёных. К истории русского футуризма. Воспоминания и документы. М.: Гилея. 2006. Вступительная статья и комментарии Н. Гурьяновой.

Рождение и зрелость образа*

Двадцать лет тому назад, когда мы с боем ворвались в литературу, мы имели плохую прессу, как говорят французы. Нас просто не принимали всерьёз, старались представить ординарными хулиганами и скандалистами.
Сейчас бесполезно выяснять, что было здесь причиной — близорукость ли тогдашних хозяев Парнаса, невежество ли и продажность “критиков” или сознательный (как, напр., замалчивание) приём учуявшего опасность врага. Наверное, всё это вместе.
Важно то, что в результате нам самим пришлось стать первыми критиками своих произведений. Что ж, если будетляне тогда не были ещё законченными мастерами, зато молодой силы у них было хоть отбавляй. Брались за всё, делали что угодно.
Писали стихи и прозу, трагедии и оперы, манифесты и декларации, статьи и исследования. Были ораторами и докладчиками, актёрами и режиссёрами, редакторами и иллюстраторами, издателями и распространителями собственных книжек. Горячее время, беспрерывные битвы.
Выбирать оружие некогда. Дерись любым! Да и как поделиться на артиллерию теории, пехоту практики и кавалерию критики, когда нас было
всего, быть может, семь!1
Вот и я в 1914 г. выпустил “выпыт” (исследование) о первых стихах Маяковского.2 Это было тем более необходимо, что разыскать ещё немногочисленные его вещи, разбросанные по разным нашим изборникам, — читатель мог только с трудом.
Требовалось растолковать “бесценность слов” этого „транжира и мота” читателю, замороченному воплями всей присяжно-рецензентской измайловщины3 об их нелепости и непонятности. Нужно было разоблачить самозванство и мракобесие знахарей, облыжно оравших о безумии и невменяемости поэта. Следовало показать его манеру видеть, его мироощущение…
Я попытался это сделать, и, как теперь мне кажется, довольно неудачно. Ошибки моей брошюры — не в её существе, или не столько в её содержании, но прежде всего в методологии и способе изложения.
Конечно, сегодня я, может быть, кое-что исключил бы из книжки, а кое-чем пополнил бы её. Однако в основном она верна и поныне. В частности, уже тогда мне удалось подметить борьбу двух стихий в Маяковском. Очистительной воли и мощи бунтаря (если хотите — ассенизатора, как выразился сам поэт в своей последней поэме) — с плаксивой сентиментальностью влюбленного апаша.
Порочность моего критического опыта — в другом плане. Это исследование страдает недостатками, присущими и некоторым другим будетлянским произведениям тех далеких лет, напр., прологам, вступительным словам к нашим театральным пьесам.
В злободневной спешке, в пылу литературных схваток, поэты, мы непроизвольно хватались за огненный меч образа даже там, где был необходим менее слепящий, но более точный и мелкий инструмент. Мы пренебрегали скальпелем логических понятий, у нас не было навыков ликвидатора неграмотности. Мы торопились сказать как можно больше и как можно короче. Новой молнией пытались объяснить громовой гул, рождённый предыдущим.
Неизбежное следствие: наши снаряды падали дальше цели, давали перелёт. Разъяснения часто оказывались нисколько не понятнее объясняемого. Нет, стряпать учебники мы тогда не годились, да и рано ещё было, пожалуй, учить будетлянской поэтике…4 Что ж делать! Хватит и того, что в те дни мы умели без промаха бесить гусей и индюков.
Словом, в недочётах “выпыта” я признаюсь так же охотно, как в дезертирстве с унылого поста учителя рисования, предопределённого было мне школьным патентом. И не ради этих промахов ранней моей работы я завёл речь о ней.
На страницах этой книжки есть место, бросающее некоторый свет на процессы возникновения и развития образа у Маяковского. Говоря о мужественной крепости языка молодого поэта, я в судорожном лаконизме написал:
Не слова, а радий!5
А через 12 лет, в 1926 г. прочел в изданном «Заккнигой» известном «Разговоре с фининспектором о поэзии»:
Поэзия
та же добыча радия.
В грамм добыча —
в год труды.
Изводишь
единого слова ради
тысячи тонн
словесной руды.
Но как
испепеляюще
слов этих жжение
рядом
с тлением
слова-сырца!
Эти слова
приводят в движение
тысячи лет
миллионов сердца…
Не узнать своего юношеского лапидарного мазка в этой законченной картине зрелого мастера-собрата я не мог. Сомневаться в непосредственном родстве острой искры, выбитой когда-то мной, с озаряющим и широким пламенем, которое вздул из неё Маяковский, нельзя. При всём несоответствии своей практической цели моя брошюрка понравилась автору стихов, за которые она ратовала. Поэт не раз говорил об этом, часто вспоминал о книжке, как — якобы — о лучшей из написанного о нём.6
Двенадцать лет разделяют мою строчку и восьмистишие Маяковского. Двенадцать лет скрытой работы, более сложной, чем превращения радия, тайны перехода одного элемента в другой. Эти двенадцать лет — дистанция между удачей начинающего и развернутым образом высокого мастерства.


Итоги первых лет**

В годы 1912–15 — период бесчисленных публичных выступлений — мы также много написали и напечатали. За это время вышли самые примечательные сборники: «Пощёчина», «Садок судей» II, «Дохлая луна», «Трое», «Молоко кобылиц», «Рыкающий Парнас» и др. Тогда же взлетели: первая книга стихов Маяковского «Я», его «Трагедия» и «Облако в штанах», первые три книги стихотворений В. Хлебникова, книги Е. Гуро, Д. Бурлюка и др. На наши вечера публика ломилась, книги расхватывали, нас раздирали на части — звали на вечера, на диспуты, на беседы об искусстве за чашкой чая к студентам и курсисткам. Художественный успех был налицо.
В начале 1914 г. мы резко заявили об этом в сборнике «Рыкающий Парнас», в манифесте «Идите к чорту». Он малоизвестен, так как книга была конфискована за “кощунство”.
В ней впервые выступил Игорь Северянин совместно с кубофутуристами. Пригласили его туда с целью разделить и поссорить эгофутуристов — что и было достигнуто, а затем его “ушли” и из компании “кубо”.7 Манифест подписал и Северянин — влип, бедняга!
Привожу этот редкостный документ, демонстрирующий, мягко выражаясь, “святую простоту” самодовольного “барда” шампанского и устриц.
Ваш год прошёл со дня выпуска первых наших книг «Пощёчина», «Громокипящий кубок», «Садок судей» и др.
Появление Новых поэзий подействовало на ещё ползающих старичков русской литературочки, как беломраморный Пушкин, танцующий танго.
Коммерческие старики тупо угадали раньше одурачиваемой ими публики ценность нового и “по привычке” посмотрели на нас карманом.
К. Чуковский (тоже не дурак!) развозил по всем ярмарочным городам ходкий товар: имена Кручёных, Бурлюков, Хлебникова…
Ф. Сологуб схватил шапку И. Северянина, чтобы прикрыть свой облысевший талантик.
Василий Брюсов привычно жевал страницами «Русской Мысли» поэзию Маяковского и Лившица.
Брось, Вася, это тебе не пробка!..
Не затем ли старички гладили нас по головке, чтобы из искр нашей вызывающей поэзии наскоро сшить себе электро-пояс для общения с музами?..
Эти субъекты дали повод табуну молодых людей, раньше без определенных занятий, наброситься на литературу и показать свое гримасничающее лицо: обсвистанный ветрами «Мезонин поэзии», «Петербургский глашатай» и др.
А рядом выползала свора адамов с пробором — Гумилев, С. Маковский, С. Городецкий, Пяст, попробовавшая прицепить вывеску акмеизма и аполлонизма на потускневшие песни о тульских самоварах и игрушечных львах, а потом начала кружиться пёстрым хороводом вокруг утвердившихся футуристов…
Сегодня мы выплёвываем навязшее на наших зубах прошлое, заявляя:
1) все футуристы объединены только нашей группой.
2) мы отбросили наши случайные клички эго и кубо и объединились в единую литературную компания футуристов.
Северянин был ещё напечатан в двух-трёх будетлянских книгах, но этим дело и ограничилось. Никакого серьёзного союза у нас с этим “дамским мармеладом” и певцом отдельных кабинетов, конечно, не могло быть. Закончилась эта случайная связь весьма скоро: в 1914 г. Северянин поехал в турне по России вместе с Маяковским, Бурлюком и В. Каменским. После нескольких выступлений будетляне поссорились с Северяниным и бросили его „где-то в смрадной Керчи”, по собственному выражению пострадавшего.
Помню, Маяковский мне рассказывал:
— Северянин скоро понял, что мы можем и без него обойтись. Каждый из нас мог и доклад сделать, и стихи прочесть. А он что? Только стишки, да и те Каменский мог прогнусавить не хуже самого автора!
Северянин в злобе разразился несколькими стишонками с заметным привкусом “доноса по начальству” — ‹…› Бурлюков на Сахалин!..9
О Маяковском франтоватая моська пищала:
Ведь слон-то был из гуттаперчи,
А следовательно — не слон.
И т.п.10
Будетляне прошли мимо…
Ни своим прошлым, как видно из предыдущих глав, ни своим будущим, как это показала история, — мы не были связаны с фабрикантами поэз для мещанских девиц.
Будетляне нашли себе более подходящих и прочных союзников. В конце 1915 г. вышел сборник «Взял», где вместе с Маяковским, Хлебниковым, Бурлюком и др. впервые напечатался Осип Брик и выступил в компании будетлян Виктор Шкловский (до этого он самостоятельно выпустил брошюру «Воскрешение слова», где защищал наши позиции).
Сборник «Взял» подводил некоторые итоги кубофутуризма:
— Сегодня все футуристы. Народ футурист.
— Футуризм мёртвой хваткой ВЗЯЛ Россию.
— Сегодня в наших руках ‹…› вместо погремушки шута — чертёж зодчего, и голос футуризма, вчера ещё мягкий от сантиментальной мечтательности, сегодня выльется в медь проповеди.11
Будетляне чувствовали, что расшвырять тлетворных Сологубов и Мережковских, чахлых Кузминых, Гумилёвых и Пястов — эти полутрупы (по выражению Хлебникова) — скорей работа ассенизаторов.
Пробиться сквозь гнилую муть и туман мещанского искусства, дать образцы по-новому звучащих, бодрых и резких речей, — конечно, большая победа, но далеко ещё не всё.
Нас ждали более серьёзные задачи.
Великие события вскоре поставили вопрос — сумеем ли мы не только разгонять нечисть и выкорчевывать пни, но и запеть высокие песни строителей на завоёванном поле.
Сможет ли бурливая река не только опрокидывать ветхие постройки, но и вращать турбины на потребу обновлённой жизни.

Примечания

* Вариант этой главы был включён Кручёных в серии «Живой Маяковский» (вып. 10. Машинопись на правах рукописи, 1933) и «Жизнь будетлян» (вып. 5. Машинопись на правах рукописи, 1934).
1 Из стихотворения Маяковского «С товарищеским приветом, Маяковский» (1919):
Дрались
некогда
греков триста
сразу с войском персидским всем.
Так и мы.
Но нас,
футуристов,
нас всего — быть может — семь.
(См.: Маяковский: ПСС. Т. 2. С. 28)
Кручёных, как правило, очень тщательно подбирает цитаты для своих “итоговых” воспоминаний о футуризме. Стихотворение Маяковского, написанное в связи с отмечавшейся «Искусством Коммуны» годовщиной Отдела ИЗО Наркомпроса, где сотрудничали тогда футуристы, было определённым “подведением итогов”, прямо перекликаясь с настроением этой главы.
2 Крученых А. Стихи В. Маяковского. Выпыт. М.: ЕУЫ, 1914 (брошюра Кручёных была полностью воспроизведена в кн.: Марков В. Крученых. Избранное. С. 129–157).
В 1917–18 гг., будучи в Тифлисе, Кручёных прочитал целый ряд лекций о футуризме, в том числе вновь вернулся к творчеству Маяковского в лекции «Любовная приключель Маяковского», опубликованной позднее в журнале «Куранты», № 1 (декабрь 1918).
3 Александр Алексеевич Измайлов (1873–1921) — критик и пародист, прославился своими грубыми выпадами против футуристов в газетах. Среди будетлян его имя стало нарицательным, символом озлобленной и пошлой критики: они писали: „Все эти бесчисленные сюсюкающие Измайловы, Homunculus’ы, питающиеся объедками, падающими со столов реализма ‹…›” (листовка «Пощёчина общественному вкусу», 1913). В 1915 г. в интервью в «Синем журнале» под названием «Пасха у футуристов» Маяковскому принадлежит реплика: „Ужасно боюсь пасхи: похристосуешься, — а вдруг Измайлов!” (перепечатано Кручёных в: Живой Маяковский. Разговоры Маяковского. Записал и собрал Крученых. Вып. I. М.: Изд. группы друзей Маяковского. 1930. С. 5).
4 Кручёных оказал значительное влияние на круг молодых лингвистов и поэтов-современников как критик и теоретик футуризма. См., к примеру: Якобсон-Будетлянин. Сборник материалов / Сост., подг. текста, предисл. и комм. Б. Янгфельдта. (Acta Universitatis Stockholmiensis, vol. 26). Stockholm: Almqvist & Wiksell International, 1992. С 48. См. также о Кручёных-критике: Ziegler R. Aleksej Kručenykh als Sprachkritiker // Wiener Slawistisches Jahrbuch. 24. 1978. S. 287–310; Janecek G. Aleksej Krucenykh’s Literary Theories // Russian Literature. XXXIX. 1996. С 1–12.
5 Крученых А. Стихи Маяковского. С. 9.
6 „В 1914 г. Маяковский сказал мне по поводу моей книги «Стихи Маяковского» (выпыт):
— Это лучшее, что обо мне написано.
Тогда я заметил:
— Разрешите опубликовать ваши слова.
Маяковский:
— Пожалуйста.
Конечно, я никогда этого не опубликовывал, рассказываю здесь впервые”. (См.: Живой Маяковский. Вып. I. 1930. С. 3).
Actress Julia Solntseva, Producer Alexander Dovzhenko and Futurist-poet Alexei Kruchenykh. Photo taken in 1930 by Alexander Rodchenko.** Поздний вариант этой главы был включен Кручёных в серию «Живой Маяковский» под названием «Итоги первых лет футуризма» (вып. II. Машинопись на правах рукописи, 1933).
7 Северянин участвовал в совместных выступлениях с кубофутуристами на эстраде уже в 1913 г. Северянин и Кручёных, в частности, выступали вместе после лекции Чуковского «Искусство грядущего дня» 5 октября 1913 г. в Петербурге. Об одном из таких выступлений Кручёных рассказывал в 1960-е гг. Сетницкой: „Публика зашумела, но А‹лексей› Е‹лисеевич› её успокоил. Взяв лилию, он её нюхал и читал. Публика орала, его вызывая. Потом должен был выступить Северянин. Он вышел, а какой-то парень крикнул “Кручёных”. Северянин повернулся и ушёл” (Сетницкая О. Указ. соч. С. 193).
О сближении кубофутуристов с Северяниным, несколько по-иному объясняя его причины, подробно пишет в своих воспоминаниях Бенедикт Лившиц, отмечая, что Северянин оставался для всех эгофутуристов „признанным вождём и козырем в их полемике”, но, тем не менее, именно „будетляне ‹…› занимали господствующие высоты, и это отлично учёл Северянин, когда через Кульбина предложил ‹…› заключить союз”. Далее Лившиц, который вместе с Маяковским был приглашён Кульбиным на встречу с Северяниным, продолжает: „Северянин стоял в стороне от всего, что нас волновало. ‹…› Но рецидив девяностых годов до того был немыслим, их яд до такой степени утратил свою вирулентность, что перспектива союза с Северяниным не внушала нам никаких опасений” (Лившиц Б. Указ. соч. С. 451–454).
8 Кручёных перепечатал манифест «Идите к чорту» (вместе с черновой редакцией) в книге «15 лет русского футуризма» (М., 1928), впоследствии этот манифест воспроизводился в разных изданиях неоднократно.
9 Д. Бурлюк в воспоминаниях приводит свою реакцию на этот эпизод: „На такого человека сердечно полагаться нельзя — он занят самим собой, он только „Это — Северянин”. После самых нежных и деликатных свиданий с Северяниным во всех газетах через неделю было напечатано и перепечатано известное “Кубо-футуристам”:
Для отрезвления ж народа,
который впал в угрозный сплин,
Не Лермонтова — с парохода,
А Бурлюков — на Сахалин!
Это через неделю после подписания им в «Рыкающем Парнас» строк о Сологубе: „Сологуб схватил шапку Игоря Северянина, чтоб прикрыть свой лысеющий талантик”. А эти строки были посвящены Сологубу после того, как Сологуб приветил первую книгу Северянина воспоминанием строк Тютчева…” (Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. С. 70).
Впоследствии это стихотворение под названием «Поэза истребления» (1914), вошло в сборник Северянина «Victoria Regia» (M., 1915).
10 Из стихотворения «Крымская трагикомедия» (21 января 1914), напечатанном в сборнике Северянина «Victoria Regia»:
И только где-то в смрадной Керчи
Я вдруг открыл, рассеяв сон,
Что слон-то мой из гуттаперчи,
А следовательно — не слон.
11 Кручёных цитирует из статьи Маяковского «Капля дёгтя» (1915), впервые напечатанной в сборнике «Взял».
А.Е. Кручёных читает свои стихи (1950-у гг.). Архив Музея Стеделийк, Амстердам.*** Первоначально Кручёных предполагалось включить в этот раздел, помимо письма Е. Гуро к А. Кручёных (1913) и типовой афиши выступлений будетлян, два письма Хлебникова к Кручёных (1913), предпослав им короткое вступление: „Привожу ещё, как небезынтересные для историка литературы, некоторые неопубликованные документы из моего архива.

1