Как ярлык «женского искусства» сыграл злую шутку с Натальей Гончаровой и другими великими авангардистками

Ксюша Петрова, 07.08.2017

Наталью Гончарову и её современниц, работавших в первой трети XX века, называют «амазонками русского авангарда». Однако этот поэтичный термин совсем не так хорош, каким кажется на слух и в отрыве от контекста. Из-за него российские художницы, которые были не менее влиятельными, чем их коллеги-мужчины, оказались на вторых ролях — с лёгкой руки музейщиков Наталья Гончарова, Ольга Розанова, Александра Экстер, Любовь Попова, Варвара Степанова, Надежда Удальцова и их менее известные современницы попали в загончик «женского искусства», откуда вряд ли выберутся в ближайшую сотню лет.
Сами авангардистки «амазонками» себя никогда не называли. C ними художниц сравнил переводчик и поэт-футурист Бенедикт Лившиц, который в 1930-х восторженно писал о Гончаровой, Розановой и Экстер: «Эти три замечательные женщины всё время были передовой заставой русской живописи и вносили в окружавшую их среду тот воинственный пыл, без которого оказались бы немыслимы наши дальнейшие успехи. Этим настоящим амазонкам, скифским наездницам, прививка французской культуры сообщила только большую сопротивляемость западному „яду“, и если ни одна из них не вырезала у себя правой груди, чтобы заменить её досекинской тубой (тюбиком краски фабрики Досекина. — Прим. ред.), то удержали их от этого главным образом соображения эстетического порядка».
Работы авангардисток были под запретом в СССР, а западной публике их впервые показали на выставке «Художницы русского авангарда» в Кёльне в 1980 году. Западные кураторы заинтересовались женским искусством, которое всегда оказывалось на втором плане, в связи с распространением идей феминизма в 1970-х — тогда вспомнили и о русских художницах начала века.
Сравнение Лившица всплыло к концу 1990-х, когда империя музеев Гуггенхайма организовала выставку «Амазонки авангарда» с работами Гончаровой, Розановой, Экстер, Поповой, Степановой и Удальцовой. Экспозиция открылась в Берлине, а потом побывала в Лондоне, Венеции, Бильбао, Нью-Йорке и Москве — и везде произвела фурор: на работы художниц пришли посмотреть миллион человек (для сравнения — прошлая Венецианская биеннале собрала полмиллиона).
«Амазонки авангарда» задумывались как блокбастер, и успех выставки не был неожиданностью. Концепция удачно вписалась в новую волну феминизма, а куратор Джон Боулт точно знал, что зрители придут на русский авангард — такой же узнаваемый бренд, как балет и водка. Однако выглядела экспозиция неоднородно: хотя «амазонки» были из одного круга и влияли друг на друга, они никогда не принадлежали к одной арт-группе, а работали в разных направлениях — от вариаций на тему народного искусства до супрематизма. Широкой публике объединение художниц на основе гендерной принадлежности показалось вдохновляющим, а не странным, однако у многих критиков возникли вопросы: вряд ли бы кто-то додумался выставить Татлина, Малевича, Ларионова, Кандинского и Родченко, назвав их «Мачо авангарда» или «Настоящими мужиками авангарда» — так почему же очень разных художниц так запросто уравняли? В аннотации книги об «амазонках» это объясняют так: «Все они работали в то время, когда вера в преображающую силу искусства, открывающего некую высшую истину, была как никогда сильна и как никогда сильными были позиции женщин в этом искусстве». Звучит вроде бы логично, но по такому принципу можно объединить кого угодно.
Хорошо, что Джон Боулт заявил о ценности «женского искусства», но этот искусственный ярлык, служащий восстановлению исторической справедливости, для русских авангардисток оказался мал. «Амазонкам авангарда» не нужно было доказывать свою творческую состоятельность — ни в 1990-х, когда их работы вытащили из запасников и вписали в историю искусства, ни при жизни. Русские авангардисты, полные смелых идей о переустройстве общества, относились к своим соратницам как к равным: художницы работали не меньше, чем их коллеги-мужчины, получали блестящее образование и разрабатывали собственные манифесты — о «женскости» их искусства и речи не было.
В последней футуристической выставке «0,10» и первой супрематической «Трамвай В» половина участников были женщинами — да и в других проектах той эпохи гендерный перекос был значительно меньше, чем сегодня (вы наверняка видели плакат анонимной арт-группировки Guerilla Girls, где сказано, что произведения художниц составляют 5 % собраний современного искусства). Хотя большинство «амазонок» жили в традиционных гетеросексуальных союзах с именитыми авангардистами, они не стояли в тени своих мужей: Гончарова и Ларионов, Степанова и Родченко, Удальцова и Древин — это продуктивные творческие тандемы, а не союзы Великих Творцов и женщин, которые подносили им краски. Конечно, в парах художников были свои проблемы, но положение женщин в русском авангарде было на порядок прочнее, чем во французской богеме (помните хоть одну постимпрессионистку?), немецком или итальянском арт-сообществах того времени.
Эта уникальная художественная среда сложилась в России не за один день и даже не после революции. В 1871 году женщинам разрешили поступать в российскую Академию художеств, а кроме живописцев и скульпторов были меценатки и хозяйки салонов — первые арт-менеджеры. Например, Надежда Добычина — профессиональная галеристка, которая умела и зарабатывать на продаже безопасного коммерческого искусства, и идти на риск, давая площадку для выставок тем же супрематистам. Почему о братьях Третьяковых слышали все, а о Добычиной знают только специалисты — другой вопрос: о том, как женские имена стираются из истории искусства, мы уже рассказывали.
Кураторы «Амазонок авангарда» сделали хорошее дело, уговорив коллекционеров на полтора года расстаться с работами авангардисток, чтобы их наконец-то увидел мир. Но сумма оказалась меньше слагаемых: одной Гончаровой, которая была вовсе не «музой» Михаила Ларионова, а партнёршей и коллегой, можно посвятить гигантскую выставку — так и сделала в 2013 году Третьяковка, собрав экспозицию из четырёхсот (!) работ невероятно трудоспособной художницы.
Гончаровой, которую и так знают и любят за рубежом благодаря «Русским сезонам» и другим её работам в эмиграции, досталось не так сильно, как остальным пяти «амазонкам»: вряд ли все зрители, увидевшие «Зелёную полосу» Ольги Розановой среди семидесяти других полотен на выставке Гуггенхайма, осознали, что это икона беспредметной живописи — не менее значимая, чем «Чёрный квадрат». Умершая совсем молодой Розанова разрабатывала своё собственное направление супрематизма, отличавшееся от метода Малевича, и даже обвиняла его в плагиате. Её «Зелёная полоса» — первое абстрактное произведение, выходящее за пределы рамы, и пример новаторского подхода к работе с цветом. Сравните беспредметные работы Гончаровой и Розановой с картинами Марка Ротко, которые он начал делать на тридцать лет позже русских авангардисток, — и увидите, как сильно эти художницы обогнали своё время.
Но если о шести «амазонках», не совсем удачно сплавленных в одно целое, в мире хотя бы узнали, то их современницы, не попавшие на выставку Гуггенхайма, вообще остались за бортом. Веру Мухину, которая начинала как авангардная художница, мы знаем по монументальным скульптурам, но кто, кроме искусствоведов, без подсказки вспомнит Нину Генке, Ксению Богуславскую, сестёр Синяковых, Веру Пестель, Екатерину Зернову, Веру Ермолаеву, Анну Лепорскую и других художниц того времени? «Амазонки авангарда» задвинули их ещё дальше, в самый тёмный угол — зрители запомнили, что если и были в русском авангарде выдающиеся художницы, то это Гончарова, Розанова, Экстер, Попова, Степанова и Удальцова.
В общем, и «амазонкам», и их современницам чудовищно не повезло: их творческий расцвет пришёлся на эпоху, когда спасать свою жизнь было важнее, чем писать картины, потом их искусство на полвека оказалось под запретом, а после реабилитации русского авангарда их объединили в «дамский клуб» — как будто только вшестером художницы могут значить столько же, сколько их мужья по отдельности.
Wonder