В парижском архиве Ильи Михайловича Зданевича, больше известного как Ильязд, находятся три письма Алексея Елисеевича Кручёных, которые являются единственными письмами, отправленными Кручёных Ильязду [1] после его отъезда из Грузии в ноябре 1920 года.

Эти письма Кручёных, черезвычайно сжатые и конкретные, как то было свойственно его эпистолярному стилю, позволяют нам лучше узнать позицию Кручёных в отношении попыток, предпринятых Ильяздом в Париже между 1921 и 1924 гг. с целью возрождения группы «41°». Кручёных относился скептически к этому парижскому возрождению «41°». Он полагал, что борьба за «заумь» должна вестись в Москве, а не в Париже. Отсюда — его призывы к возвращению, с которыми он обращался к Ильязду, и его просьбы к нему прислать новые работы в Москву.

Для того, чтобы лучше уяснить смысл писем Кручёных, необходимо реконструировать события, происходившие в те годы с деятелями «41°».

С этой целью мы воспользуемся также и многочисленными письмами, посланными Ильязду другим членом «41°» Игорем Терентьевым и братом Кириллом [2], которые содержат ценные сведения.

Проведя год в Константинополе, в ноябре 1921 г. Ильязд прибыл в Париж и поселился у Михаила Ларионова и Наталии Гончаровой [3]. Спустя две недели, 27 ноября, Ильязд выступил на организованной им первой парижской конференции в студии камерной певицы Марии Олениной д’Альгейм, в ателье которой собирались русские поэты, художники и музыканты.

На вечере присутствовали многочисленные русские и французские поэты и художники. Свой доклад о Новых школах в русской поэзии Ильязд прочёл по-французски. В дискуссии принял участие Ларионов, горячо поддержав идеи Ильязда. Спустя несколько дней, в парижской газете «Comoedia» появилась длинная статья, в которой, между прочим, говорилось: «Прошлым воскресеньем произошла маленькая манифестация, которая, возможно, должна была наделать шуму в литературном мире […] Господин Зданевич сделал в Париже свой первый доклад о «41°». […] Oн привёз с собой документы, представляющие значительный интерес, и ввёл идеи, которые, хотя и трудно принять полностью, не могут не возбудить страстных дискуссий» [4].

Ильязд окончил свое выступление заявлением: «Через месяц открою „Университет 41°“ в Париже, где буду читать лекции и вести подробнейшие курсы» [5]. В действительности о «Всеучбище 41° в Париже» открылось 16 апреля 1922 года докладом Ильязда о русской интеллигенции [6]. Поначалу «Всеучбище 41°» разместилось в «Хамелеоне», маленьком кафе на Монпарнасе, которое посещалось русскими художниками, где Ильязд читал свои доклады по пятницам, как о том извещало объявление, напечатанное в русской парижской газете «Последние новости»: «41°! Модный пророк Илья Зданевич проповедует каждую вторую и четвертую пятницу в кафе Хамелеон» [7]. К лету «Всеучбище 41°» перебралось в «Гюбер», маленькое заведение на рю де л’Ирондель [8]. На выступления Ильязда неоднократно приходили поэты Б. Божнев, А. Гингер, В. Познер, Б. Поплавский; композитор А. Черепнин; русские художники Монпарнаса Л. Воловик, С. Делоне, Н. Грановский, О. Цадкин, П. Кремень, Л. Сюрваж, X. Сутин, К. Терешкович, С. Фокинский, П. Челищев; его друзья по Москве и Петербургу — художники Н. Гончарова, М. Ларионов, М. Кац, И. Пуни, и тифлисские друзья — Л. Гудиашвили, Г. Евангулов, Д. Какабадзе. Помогал Ильязду Виктор Барт, художник, с которым он был знаком ещё по Петербургу, с 1911 года.

В своих лекциях, посвящённых главным образом изложению принципов группы «41°», Ильязд часто упоминает Кручёных [9]. Тем не менее, самой значительной фигурой «41°», по мнению Зданевича, являлся Терентьев, которого он определяет как «наиболее блестящего и энергичного теоретика тифлисского университета», «завершившего труд своих предшественников футуристов и формалистов в теории поэтического языка» [10].

На приезд Терентьева в Париж Ильязд очень рассчитывал, желая дать своему «университету» энергию и развитие и сделать из него центр русского авангарда в Париже.

Тем временем, в августе 1921 г., Кручёных вернулся из Баку в Москву, радостно встреченный своими старыми и новыми почитателями [11]. Между сентябрём и ноябрём в неистовом чередовании конференций, поэтических чтений, дискуссий, встреч возвещал он новое слово «41°», часто вызывая замешательство, как, например, после чтения доклада об «анальной эротике» в «Московском лингвистическом кружке», который «вызвал оживлённые прения среди молодых учёных» [12]. Пытался он также создать группу поэтов «заумников», которые боролись бы за беспредметное искусство, свободное от всякой тенденциозности. В сборнике Заумники Кручёных писал: «Уже в настоящее время можно говорить об определённой заумной поэтической школе (единственно самостоятельной в России, без измов), которая объединяет поэтов: В. Хлебникова, А. Кручёных, И. Зданевича, В. Каменского, Е. Гуро, Филонова, К. Малевича, Ольгу Розанову, Г. Петникова, Р. Алягрова [Р. Якобсона], И. Терентьева, Варст [В. Степанову], Асеева, Хабиас [Н. Комарову] и др. Теоретики зау — многие из перечисленных поэтов, а также М. Матюшин, Р. Якобсон, В. Шкловский, О. Брик, Якубинский и др». [13]

Подкрепляя своё намерение, Кручёных, между 1922 и 1923 гг., публикует несколько теоретических книжек, состоявших по большей части из материалов, подготовленных ещё на Кавказе во времена «41°» [14]. Однако, позиции его претерпели изменения: принцип случайного творчества оставляется. И действительно, Кручёных перепечатывает Декларацию заумного языка, вышедшую в Баку в 1921 г . [15], без параграфа, в котором различались «три формы словотворчества»: «заумное», «разумное», «наобумное» [16].

Летом 1922 г. Ильязд и Кручёных возобновляют контакты. Отвечая на одно письмо Ильязда, Кручёных приглашал принять его участие в борьбе заумников, прислав какой-нибудь свой новый текст. Он спрашивал также о Терентьеве, о котором, по всей видимости, давно уже не имел никаких известий.

И действительно, Терентьев покинул Грузию в начале 1922 г. В первых числах февраля 1922 г. он был в Константинополе, откуда писал Ильязду, что не пошлёт ему «речь на открытие университета» [17]. Он ожидал денег, чтобы отправиться «в Париж, Америку, Берлин» [18], но не исключал возможности возвращения в Москву: «Кручёных пишет в Тифлис, что в Москве хорошо и зовёт даже нас туда [19]. В Константинополе Терентьев пробыл, живя в крайней бедности, до августа 1922 г., когда решил вернуться в Грузию.

Терентьев остался верен «41°», принципами которого вдохновлялись его доклады, прочитанные в Тифлисе в 1920 и 1921 гг. [20]. Так же и в Константинополе он «сделал кое-что» [21] с помощью Кирилла Зданевича, с которым жил, брата Владимира и поэта и критика Юрия Терапиано [22]. К сожалению, кроме кратких сообщений, которые он даёт в своих письмах, об этой своей работе не осталось никакого другого свидетельства.

Перед отъездом он писал Ильязду: «Парижским дадаистам от меня передай, что они молодцы, пусть не унывают. Жалею, что не повидался с ними» [23].

Несостоявшийся приезд Терентьева в Париж, которого Ильязд с нетерпением ожидал, явился причиной конца «Всеучбища 41°» — осенью оно уже не возобновило своей деятельности. Тем временем Ильязд устанавливает более тесные связи с парижскими дадаистами. В январе 1923 г. вместе с Сергеем Ромовым, художественным критиком и редактором журнала «Удар», он основал группу «Через», к которой примкнули многие русские художники Монпарнаса. Новая группа должна была навести мост между русским авангардом (без различия между эмигрантским и оставшимся на родине) и европейским. Намерение сделать из группы русских художников в Париже точку опоры авангарда возникло из встречи Ильязда с Маяковским во время банкета, который журнал «Удар» устроил в честь русского поэта 24 ноября 1922 г., и оформилось и набрало силу после короткой поездки Ильязда в Берлин в декабре 1922 г. Группа «Через», главным образом благодаря Ильязду, была очень активна в первой половине 1923 г. Её деятельность начинается с «Grand bal travesti transmental» (Большой заумный костюмированный бал), устроенного 23 февраля 1923 г. в парижском «Баль Булье» и посвящённого именно «Ильязду, Терентьеву, Кручёных — создателям заумной поэзии», как то было написано на афишах и в программах вечера.

По замыслу Зданевича группа «Через» должна была внести свежую струю в парижский дадаизм. Однако, как это ни парадоксально, именно «Через» был устроителем вечера «Coeur à barbe» (Бородатое сердце) в июле 1923 г., ознаменовшего собой конец дадаизма и возникновение сюрреализма во Франции.

Тем временем, в Москве, в начале 1923 г., по инициативе Брика и Маяковского различные течения русского авангарда объединились в единый фронт, который с марта того же года начал выпускать журнал «Леф». К «Лефу» сразу же примкнул Кручёных.

По начальному плану журнал «Леф» должен был иметь сеть иностранных корреспондентов (Ф. Леже, Т. Тзара, Ж. Грос и т. д.) и связи с другими журналами мирового авангарда, однако это международное сотрудничество не состоялось.

Проведя зиму в Тифлисе, в апреле 1923 г. Терентьев приезжает в Москву. Он сотрудничает во 2-м и 3-м номере «Лефа» и, вместе с Кириллом Зданевичем, также и в сатирическом журнале «Крысодав». Его произведения, появившиеся в «Лефе», — одно стихотворение и небольшая статья о «Компании 41°» — сразу же вызвали скандал и горячие споры [24]. С самого начала по отношению к «Лефу» он занимает критическую позицию. 4 мая 1923 г. он пишет Ильязду: «Я в „Лефе“ с Кручёных занял самую левую койку и в изголовье повесили таблицу 41° и притворяемся больными» [25]. Он также желает возродить «41°» — единственную группу, которая через заумь может достичь «поэтического интернационализма» [26]. Его лозунгом становится: «революция в международном масштабе = 41°» [27].

Несколько дней спустя, 8 мая 1923 г., Кручёных, в нескольких строках, написанных на оборотной стороне письма Кирилла Зданевича брату, просит Ильязда прислать свои тексты в Москву. Кручёных не разделяет позиций Терентьева. Более того, он полагает бесполезным и даже опасным выходить за пределы «Лефа», вставать по левую его сторону, как того хотел Терентьев.

В августе 1923 г., разочарованный «Лефом» и, может быть, также позицией Кручёных [28], Терентьев покидает Москву и отправляется в Петроград. Там устраивает конференции, составляет манифесты, представляясь как «Директор Международного заумного языка 41°» [29]; перерабатывает свою теорию, соединяя Маркса с заумью, материализм с беспредметностью [30]; пытается собрать вокруг себя Малевича, Матюшина и Кручёных — старое левое крыло кубофутуризма.

Однако его намерение создать группу по левую сторону «Лефа», открыто выступающее за беспредметное искусство, терпит неудачу, несмотря на то, что вокруг Терентьева собралась группа молодых энтузиастов. В начале 1924 г. паладины абстрактного искусства в Петрограде потерпели шумное поражение. Впрочем, они всегда оставались чуждыми культурной атмосфере города.

В феврале 1924 г. Терентьев посылает Ильязду материалы для книжки [31], отвечающие подлинному духу «41°», без раздражающего смешения зауми и псевдомарксисткого жаргона, с помощью которого надеялся сделать приемлемой свою теорию в Петрограде. Это было возвращение к истокам, к принципам заумной поэзии.

Ильязд так никогда и не опубликовал это письмо, последнее, которое он получил от Терентьева.

Весной 1924 г. Терентьев оставляет намерение возродить «41°» и посвящает себя полностью театру.

Последним и, быть может, самым значительным созданием «41°» была книга Лидантю Фарам, вышедшая в Париже в октябре 1923 г. и посланная Ильяздом петербургским и московским друзьям, однако книга была обойдена молчанием советской печатью [32].

С этой книгой связано письмо Кручёных Ильязду, написанное в феврале 1924 г.

Затем отношения между ними прервались. Кручёных упоминает Ильязда в одной своей книжке [33]. Имя Кручёных встречается время от времени в письмах к Ильязду Кирилла и музы «41°» Софии Георгиевны Мельниковой [34].

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] К сожалению, мы не нашли писем Ильязда к Кручёных.
[2] Письма Терентьева к Ильязду были опубликованы в кн. Игорь Терентьев, Собрание сочинений. Под редакцией М. Марцадури и Т. Никольской, Болонья, 1988. Письма Ильязда и Кручёных к Терентьеву пропали вместе с большей частью его бумаг во время ареста в 1931 г. Часть писем Кирилла Зданевича к брату была опубликована в ст. Из архива Ильи Зданевича. Публикация и примечания Р. Гейро, в сб. Минувшее 5, Париж 1988.
[3] См. I. Zdanevič, Le degré 41 sinapisé, a cura di M. Marzaduri, в сб. L’avanguardia a Tiflis, Venezia 1982; его же, Una lettera a M. Philips Price, a cura di M. Marzaduri, в сб. Georgica II, Roma 1988.
[4] R. Cogniat, L’Universite du degre 41. Un laboratoire de poesie, «Comoedia», 4.12.1921.
[5] I. Zdanevič, Nouvelles écoles dans la poésie russe, f. 28, Fonds Zdanevitch, Paris.
[6] Доклад Ильязда Дом на г…e — интеллигенция и империя был объявлен двуязычной листовкой (французское название: La maison sur la monde — les intellectuels et l’empire), и сообщением в газете «Последние новости» от 14.4.1922 г .
[7] «Последние новости», 28.4.1922.
[8] «Последние новости», 12.6.1922.
[9] Ильязд цитирует Кручёных в своих двух первых парижских докладах Nouvelles écoles dans la poésie russe и Le degre 41 sinapise. (Обширные выдержки из первого появились в каталоге Iliazd, Paris, 1978, второй был опубликован в сборнике L’avanguardia a Tiflis, Venezia, 1982). Но только в своём третьем парижском докладе Поэзия после бани, посвящённом «41°» и прочитанном в кафе Хамелеон 28 апреля 1922 г., Ильязд определяет роль Кручёных в формировании «новой русской поэзии». Доклад весьма полемический в отношении символизма, в особенности эпигонов символизма, среди которых неожиданным образом Ильязд называет Маяковского. Но и за Кручёных числится кое-какой «грешок» символизма. «В Маяковском и Эренбурге мы имеем дело с такими же эпигонами и отбросами символизма» (л. 1; рукопись доклада находится в Fonds Zdanevitch, Paris), «Маяковский не имеет ничего общего с русскими кубо-футуристами, ни с будетлянами, ни с 41°. Он символист» (л. 9). «В 1913 году я декларировал в Петербурге: Слово как таковое Кручёных ещё ничего не говорит. Под этим расписывается и посол символизма при нашем дворе Маяковский» (л. 19). Полемика с Кручёных о первенстве в изобретении слов беспредметных и заумных была вызвана утверждениями, которые содержались в «только что изданной в Москве книжечке: Кручёных, Хлебников, Петников. Заумники. 1922 года» (л. 20).
[10] I. Zdanevič, Nouvelles écoles dans la poésie russe, f. 17, Fonds Zdanevitch, Paris.
[11] Кручёных, 15 лет русского футуризма, М. 1928, с. 6.
[12] А. Кручёных, В. Хлебников, Г. Петников. Заумники. М., 1922, с. 24.
[13] Там же, с. 12.
[14] А. Кручёных. Сдвигология русского стиха. М., 1922; его же. Фонетика театра. М., 1923.
[15] А. Кручёных. Декларация заумного языка. «Искусство» (Баку) 1921, № 1, с. 16.
[16] А. Кручёных, В. Хлебников, Г. Петников. Заумники. Цит. соч., с. 16.
[17] Письмо И. Г. Терентьева к И. М. Зданевичу от 8 февраля 1922 г., в кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 395.
[18] Там же.
[19] Там же.
[20] Письмо И. Г. Терентьева к И. М. Зданевичу, весна 1921 г., в кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 396.
[21] Письмо И. Г. Терентьева к И. М. Зданевичу от 8 августа 1922 г., в кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 395.
[22] Там же.
[23] Там же.
[24] См. статьи Леф Закавказья и Открытое письмо, тексты и комментарий, в кн. И. Терентьев, Цит. соч.
[25] Письмо И. Г. Терентьева к И. М. Зданевичу от 4 мая 1923 г., в кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 398.
[26] Там же.
[27] Там же.
[28] Позиция Терентьева в отношении «Лефа» и его разногласия с Кручёных резюмированы в его письме к Ильязду от 3 февраля 1924 г. См. И. Терентьев, Цит. соч., с. 404.
[29] Со званием «Директора Международного заумного языка 41°» Терентьев выступил с несколькими докладами о сдвигах у Пушкина осенью 1923 г., в Ленинграде. См. кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 433.
[30] Письмо И. Г. Терентьева к И. М. Зданевичу от 23 декабря 1923 г. , в кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 400–404.
[31] Письмо И. Г . Терентьева к И. М. Зданевичу от 5 февраля 1924 г., в кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 404–407.
[32] Ильязд послал некоторое количество экземпляров Лидантю фарам как в Москву — А. Кручёных, О. Брик и др., так и в Ленинград — О. Лешковой, В. Ермолаевой и др. Ольга Лешкова писала ему: «Спасибо дорогой Илья Михайлович за присланные книги, которые я получила ещё в феврале. Они произвели тут фурор и сенсацию» (Письмо О. Лешковой к И. М. Зданевичу от 22.4.1924, Fonds Zdanevitch, Paris).
[33] А. Кручёных. Живой Маяковский. Разговоры Маяковского. М., 1930, с. 9.
[34] С. Г. Мельникова в одном письме от марта 1925 г. писала Илье: «Я видела Кручёных — раз была у него. Он напоминает крысу — сидит в комнате, заваленной книгами, и ест бумагу — неинтересно» (Письмо без даты. Почтовый штемпель на конверте: 13.3.1925. Fonds Zdanevitch, Paris).

I
10.VIII.[19]22
Дорогой Илья Михайлович!

Письмо [1] получил быстро!

Рад, что работаете в Париже, но думаю, что ещё важнее было бы Ваше присутствие в Москве. Сейчас здесь во главе поэзии — футуристы, но надо бы, чтоб заумники…
Сезон предполагается очень боевой.

Высылаю Вам свои четыре книги изданные здесь, в Москве [2]; в сборнике Заумники найдёте манифест из газеты «41°» [3]. Думаю приблизительно ежемесячно выпускать несколько книжиц — присылайте материал.

«Вещь» [4] знаю — она отдыхает на Ахматовой.

О моих книгах писал Горнфельд в «Литературных записках» № 1 и З [5] — чушь ужасная.
Хлебников умер в деревне 28 июня с. г. [6]…

Где Игорь [7]? В Вашем письме очень не разборчиво.

Пишите, шлите новые книги хоть 1–2 экз[емпляра] бандеролью заказным! по моему адресу: Мясницкая, дом № 21 [8], кв. 51 — но можно в крайнем случае и на адрес Брика [9].

А. Круч[ёных]

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Ильязд отправил Кручёных, кроме здесь упомянутого, другое письмо в декабре 1922 г. Терентьев писал Ильязду в мае 1923 г.: «Дорогой Илья! Кручёных мне показал твоё декабрьское письмо к нему» (Письмо И. Г. Терентьева к И. М. Зданевичу от 4 мая 1923 г., в кн. И. Терентьев, Цит. соч., с. 398).
[2] По всей вероятности, книги так и не были отправлены Кручёных или же не были получены Ильяздом, так как в его библиотеке не имеется московских книг Кручёных, опубликованных до 1923 г. В архиве Ильязда имеются лишь следующие книги Кручёных, или о Кручёных:
Двухкамерная ерунда, Тифлис, 1919 (с посвящением Ильязду).
Собственные рассказы, стихи и песни детей, Москва, 1923.
Жив Кручёных!, Москва, 1925.
Ильязд также сохранил машинописную рукопись Кручёных с его собственными исправлениями. Текст без названия но представляет он собой вариант поэмы Разбойник Ванька Каин и Сонька маникюрщица, появившейся в журнале «Леф», 1924, № 2 (6).
[3] Манифест компании «41°», появившийся в Тифлисе в газете «41°», 14–20.7.1919, был перепечатан Кручёных в книжке Заумники, вышедшей в Москве в первых месяцах 1922 г. Ильязд полемически цитировал эту книжку в своей парижской конференции Поэзия после бани, в апреле 1922 г.
[4] Речь идёт о журнале Л. М. Лисицкого и И. Г. Эренбурга «Вещь — Objet — Gegenstand», первый номер которого вышел в Берлине в марте 1922 г. Всего вышло три номера журнала. В последнем, появившемся в мае 1922 г., сообщалось, что И. Зданевич возобновил в Париже деятельность «41°». Члены «41°» враждебно относились к Эренбургу и его журналу. Терентьев писал Ильязду: «Хуже всех у вас заграницей пишет Илья Эренбург — такую сволочь надо выводить» (Письмо И. Г. Терентьева к И. М. Зданевичу от 8 августа 1922 г., в И. Терентьев, Цит. соч., с. 396). Черезвычайно враждебно также и суждение Ильязда, в докладе Поэзия после бани.
[5] Аркадий Георгиевич Горнфельд (1865–1941) — ученик А. А. Потебни, литературовед. Журнал «Литературные записки» выходил в Петрограде под редакцией Б. И. Харитонова в 1922 г. Всего вышло три номера журнала. В № 1 была опубликована статья Горнфельда о зауми Новы ли новшества, в №3 его же рецензия Шаг на месте, на книгу Кручёных Голодняк.
[6] В. В. Хлебников умер в деревне Санталово (бывш. Новгородской губ.), куда его привёз в середине мая 1922 г. художник П. В. Митурич.
[7] Игорь Герасимович Терентьев.
[8] Вернувшись из Баку в Москву летом 1921 г., Кручёных временно поселился в мастерской своего старого друга, художника И. В. Клюна, на Мясницкой улице (ныне улица Кирова), д. 21. В этой маленькой комнате он проживёт до самой смерти, наступившей в 1968 году. См. письмо III, прим. 1.
[9] Осип Максимович Брик (1888–1945) — теоретик «Лефа», критик и драматург. Тогда он жил в Москве, в Водопьяном пер., д. 3, кв. 43.

II
8.V.[19]23
Дорогой Илья Михайлович! [1]

Игорь [2] здесь уже ½ месяца поражает, покоряет.

«Леф» (Левый фронт искусства) № 2 посвятил большую статью зауми — недурную [3], (о зауми принципиально, а не история школы).

Если у В[ас] сохранилась [История самоубийцы] [4], пришлите, может удастся тиснуть, и вообще новости, книги, рукописи.

Кирилл Здан[евич] [5] уже здесь.

А. Кручёных

[1] Письмо Кручёных, в некоторых местах почти неудобочитаемое, написано на оборотной стороне письма Кирилла брату. В своём письме Кирилл даёт следующее описание артистической жизни Москвы: «Откровенно говоря, между нами, конечно, я тебе не советую приехать сюда. Литературное болотце достаточно хорошего масштаба. Всё плавает в собственном соку и замкнуто в кружковщине» (Письмо К. М. Зданевича к И. М. Зданевичу от 8 мая 1923 г., Fonds Zdanevitch, Paris).
[2] Игорь Терентьев.
[3] В журнале «Леф», № 2, апрель–май 1923 г., была опубликована важная статья Б. Арватова Речетворчество (по поводу «заумной» поэзии), на которую намекает Кручёных. В том же самом номере Терентьев напечатал стихотворение 1-ое мая и маленькую статью Леф Закавказья (Компания 41°), которые вызвали споры и нападения со стороны Л. Сосновского и Т. Табидзе). В рубрике Книги лефов были отмечены книги, опубликованные Кручёных в Москве в 1922 г. и в первых месяцах 1923 г.
[4] Слова не разборчивые. Здесь даётся предположительное чтение. По всей видимости, Кручёных намекает на потерянную рукопись Ильязда, о которой нет никаких других свидетельств.
[5] Кирилл Михайлович Зданевич (1892–1969) — старший брат Ильи Зданевича, художник. Выставлял свои полотна на выставках «Ослиный хвост» (1912), «Мишень» (1913), «№ 4» (1914); его подпись стоит под манифестом Лучисты и будущники (см. Ослиный хвост и Мишень, М., 1913). Осенью 1917 г. в Тифлисе устроил большую выставку своей «оркестровой живописи», предисловие к каталогу которой написали его брат Илья и Кручёных (см. Каталог к выставке картин Кирилла Зданевича. Тифлис 1912–1917, Тифлис, 1917). Он был участник «41°» и принимал участие в создании книг Ильи Зданевича, Кручёных и Терентьева. В конце 1921 г. отправился в Константинополь и пытался перебраться в Париж (где он уже бывал в 1913–1914 гг.). В июле 1922 г. он возвратился в Тифлис, где работал главным образом для театра, готовя декорации для балетов, опер, драматических спектаклей. В 1923 г. он последовал за Терентьевым в Москву, где сотрудничал в первых номерах журнала «Крысодав». Затем жил то в Тифлисе, то в Москве, интересуясь в основном графикой. В 1949 г. он был заключён в лагерь, где находился до 1956 г. В 1963 г. он опубликовал монографию Нико Пиросманашвили. В ноябре 1967 г. Кирилл приехал в Париж к брату, с которым встретился почти через пятьдесят лет. Кирилл пробыл в Париже несколько месяцев, но у братьев уже не было общих интересов. Кроме того, Илья обвинял Кирилла, что он растерял богатую коллекцию картин Пиросмани, которую тот собрал. Кирилл умер в Тбилиси в ноябре 1969 г. В течение многих лет братья обменивались письмами. Кирилл был для Ильязда главным источником информации о художественных событиях в Советском Союзе. Значительная часть переписки опубликована в ст. Из архива Ильи Зданевича (см. с. 54).

III
16.II.[19]24 г.
Дорогой Ильязд!

Вы даже адрес спутали. Вы давно не пишете! Надо: Мясницк[ая], д. 21 (д[ом] Вхутемаса) [1], кв. 51.

Я и Брик получили Лидантю-Ильязд — книга великолепная! [2]

Послана Терентьеву? — (Ленинград, Фонтанка 165, кв. 9). Он гам очень шумит, увлекается [3]…

Мы же в Москве снова принялись за диспуты, вчера и т. п. «Леф» готовил № 5 [4]. Вообще работаем вовсю!

Необходимо 5–10 экз[емпляров] Лидантю для наших критиков и друзей к[ото]рые пишут и печатают о ней, а также если пришлёте сотню экз[емпляров], то ручаюсь за их продажу, нетто 1 р. 50 к. золотом, деньги, по получению вышлю. Я точный, я — «Леф»’а…

Присылайте!

Привет Лиле Юрьевне! [5]

Туг все живы и здоровы. Маяковский снова уехал в провинцию на гастроли! [6]
Привет всем!

А. Кручёных

Дав[ид] Бурлюк в Нью-Йорке работает в газете «Русский голос» [7].

С[ергей] Третьяков уехал (14.2) в Пекин профессором рус[ской] литературы [8].
Шкловский работает, продал книгу [9].

Присылайте заказные книги и новости, афиши, фотографии, рисунки и здесь их пропечатаем.

А. К.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Вхутемас — Высшие художественно-технические мастерские — комплексный художественный промышленный вуз, организован декретом Совнаркома в 1920 г. В 1926 г. переименован во Вхутеин (1926–1930). Многие профессора Вхутемаса (А. Родченко, В. Татлин, П. Митурич, В. Фаворский и т. д. ) имели мастерские на Мясницкой улице, д. 21. В их ателье собирались студенты Вхутемаса.
[2] Книга Ильязда Лидантю фарам была посвящена ближайшему другу Зданевича Михаилу Васильевичу Ле-Дантю, погибшему 25 августа 1917 г. в возврасте 26 лет в железнодорожной катастрофе, возвращаясь с фронта. Одно время последователь М. Ф. Ларионова, Ле-Дантю принимал участие в выставках «Ослиный хвост» (1912), «Мишень» (1913), «№4» (1914), его подпись стоит под манифестом Лучисты и будущники (1913). Весной 1915 г. на выставке в Петрограде были представлены почти все его работы. Художник яркого таланта, изобретательный и проницательный теоретик искусства (главным образом с ним связано «открытие» Нико Пиросманашвили), Ле-Дантю обладал хваткою главы школы. И действительно, вокруг него в 1915 г. собралась группа художников, куда входили также Вера Михайловна Ермолаева, Екатерина Ивановна Турова, Николай Петрович Янкин, Николай Федорович Лапшин и невеста Ле-Дантю, Ольга Ивановна Лешкова. Он был мобилизован осенью 1915 г. и в июле 1916 г. был отправлен на фронт. Ильязд узнал о смерти Ле-Дантю во время своего пребывания в турецкой Грузии в составе археологической экспедиции: «У меня лежал случайный номер тифлисской газеты. В этой нашли горестное сообщение о смерти на войне […] художника Ле-Дантю, моего друга» (I. Zdanevič. Una lettera a M. Philips Price, в сб. Georgica II, Цит. соч., с. 90). Книга о Ле-Дантю вынашивалась долгое время. В Остраф Пасхи, вышедшей в Тифлисе летом 1919 г., сообщалось, что Лидантю фарам находится в печати. Книга была переработана Ильяздом в Константинополе в 1920–1921 гг. В 1922 г. одна листовка с эмблемой «41° Париж—Москва—Пекин» объявляла: «открыта подписка на новую книгу ИльЯзд лидантЮ фАрам […] Издание выйдет в свет 15 февраля 1923». Книга вышла из печати 6 августа 1923 г. В октябре она была выставлена в галерее Поля Гильома. Обложка Лидантю фарам была оформлена русским скульптором, другом Ильязда, Наумом Грановским. Отдельно была напечатана брошюра с предисловием Ж. Рибмон-Дессеня. Эта книга включала не только драматическую пенталогию Аслаабличья, но целую эпоху, как о том писал Ильязд в одной заметке этих дней: «Эта книга является короной на могиле моего умершего друга и на всём том, что в течение 10 лет составляло нашу жизнь» (Iliazd, cit., р. 60). Книга Лидантю Фарам была принята с энтузиазмом в Париже, Москве, Ленинграде, но, тем не менее, не оставила сколько-нибудь заметного следа в литературе тех лет.
[3] И. Г. Терентьев выступал бок о бок с К. С. Малевичем за беспредметное искусство и против реалистов в бурных диспутах, которые проходили в Ленинграде в декабре 1923 — январе 1924 гг. В эти дни он начал заниматься также и театром, войдя в Агитстудию В. В. Шимановского. Суждение Терентьева о Лидантю фарам не известно; последнее из сохранившихся его писем Зданевичу было отправлено 5 февраля 1924 Г.
[4] Пятый номер «Лефа» вышел весной 1924 г. Там были опубликованы поэмы В. Каменского, Б. Пастернака, С. Третьякова, проза А. Весёлого и И. Бабеля. Большая часть журнала была посвящена «языку Ленина», со статьями В. Шкловского, Б. Эйхенбаума, Ю. Тынянова и др.
[5] Лилия Юрьевна Брик (урождённая Каган, 1891–1978), в первых числах февраля 1924 г. отправилась из Москвы в Париж, куда приехала 13 февраля и пробыла там два месяца.
[6] 14 февраля 1924 г. В. В. Маяковский отправился с чтением докладов из Москвы на Украину — в Гомель, Винницу, Одессу, Киев. Возвратился он в Москву в конце февраля.
[7] Давид Давидович Бурлюк (1882–1967) — художник и поэт; прибыл в Соединённые Штаты в сентябре 1922 г., после двухгодичного пребывания в Японии, и обосновался в Нью-Йорке, где сотрудничал в просоветской газете «Русский голос», руководя литературным отделом. В 1924 г. он отметил 25-летие своей литературной деятельности: в зале общества «Просвещение» праздновались «25 лет бунтарской деятельности Давида Бурлюка», в издательстве газеты «Русский голос» была опубликована его книга Бурлюк пожимает руку Вульвороту Билдинлу. К 25-летию худ-литературной деятельности (стихи 1898–1923). В начале 1924 г. Кручёных возобновил контакты с Бурлюком, который ему ответил: «Письмо и книжки получены, доставили большое наслаждение: опять перед глазами были Москва и литературные войны» (письмо без даты. На нём Кручёных написал карандашом: «апрель 1924». Хранится в ЦГАЛИ, ф. 1334, оп. (ед. хр. 33).
[8] Сергей Михайлович Третьяков (1892–1939) — поэт, прозаик и критик, покровитель заумников, а затем и Игоря Терентьева; был профессором Пекинского университета в 1924–1925 гг. В Москву он вернулся в августе 1925 г. В это своё второе пребывание в Китае (он там был в 1920 г. ) он собрал материалы для поэмы Рычи Китай (1924), драмы Рычи, Китай! (поставленной В. Фёдоровым в ТИМе в 1926 г. ) и «био-интервью» Дэн Ши-хуа (1930).
[9] Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) и Илья Зданевич познакомились в Петербурге в конце 1913 г.; в дальнейшем они встречались в Петрограде весной 1917 г., в Тифлисе осенью 1917 г. и в Берлине в декабре 1922 г. В Берлине Зданевич был гостем Шкловского, который писал жене: «У меня живет весёлая канарейка Илья Зданевич. Он в Париже живёт на 200 франках в месяц. Приехал отъедаться в Берлине (письмо В. Б. Шкловского к В. Г. Шкловской-Терекорди, из Берлина oт 13.12.1922). 8 декабря 1922 г. в Доме искусств Зданевич читал свою дра Янко крулъ албанскай. Чтение было предварено выступлениями Шкловского, Пушкин и Зданевич, и П. Г. Богатырёва, Островский и Зданевич (объявление об этом чтении в жур. «Накануне», 6.12.1922. Отчёт, см. Заумная драма, «Накануне. Литературное приложение», 13.12.1922, И. А. Вольский, Заумное и неумное, там же, 10.1.1923). Шкловский упоминает Ильязда в Зоо, или письма не о любви (Берлин, 1923, письмо 23); в О Маяковском, где однако его не называет: «Один заумник из Тифлиса, человек способный, попал в Париж и делал рисунки для каких-то модных материй», (Собрание сочинений в трёх томах, III, М., 1974, с. 63); и в Жили-были (там же, I, с. 102). Зданевич, который очень уважал Шкловского, говорит о нём в докладах Nouvelles écoles, cit., и Berlin et son cabotinage littéraire, Fonds Zdanevitch, Paris, частично опубликованные в Ильязд, cit. В парижском архиве Зданевича находятся 3 письма Шкловского и короткая рукописная статья, где Шкловский даёт весьма положительный отзыв о типографском искусстве Ильязда (см. Dada russo, Bologna, 1984, с. с. 227–228). Неизвестно какую книгу Шкловского имеет в виду Кручёных.