В Воронеже показывают Пикассо

«Пабло был невероятно энергичным человеком, — сообщает один из висящих на стене информационных стендов.

– Вставал поздно, днём встречался с друзьями, а вечером приступал к работе, которую заканчивал только под утро. «Живопись ещё нужно изобрести», — говорил художник, в первую очередь — самому себе».

Голубой период, розовый, кубистский… Это многообразие лишь подтверждает, что Пикассо всю жизнь занимался этим самым «изобретением живописи». Безостановочным поиском её новых форм, нового языка.

Особое место на выставке занимают материалы (среди них — 37 эскизов), рассказывающие о создании «Герники». Поводом для создание этого огромного полотна стало, напомню, разрушение небольшого городка басков фашистской авиацией в 1937 году. Свою ненависть к тоталитаризму, свой ужас перед наступлением нового варварства художник выразил на языке кубизма, и выставка в Воронежском музее имени И.Н.Крамского помогает понять, насколько мучителен был этот поиск.

Пикассо в нашем Отечестве повезло с известностью несколько больше, чем большинству его современников — зарубежных художников, литераторов, композиторов. Ещё лет 30 назад здесь мало кто подозревал о существовании его единомышленников Дали и Бунюэля, Супо и Бретона, Магритта и Пикабиа, — да что там, свои же соотечественники Борис Поплавский и Илья Зданевич для советского человека вовсе не существовали! Десятилетия борьбы государства с модернизмом привели к тому, что искусство XX века, его, так сказать, духовное послание большинству российского населения (в том числе многим из тех, кто, казалось бы, считает себя «интеллектуалом») остаётся непонятным даже в нынешнем веке.

А Пикассо как левых взглядов не раз преодолевал косность советских чиновников от культуры и после того, как его выставка стала одним из первых ярких событий «оттепели» 1950-х, оказался канонизирован, обрёл даже в СССР статус «живого классика». Предположу, что спустя годы тогдашний его статус в России покрылся пылью, тем более что после прекращения культурной самоизоляции нашей страны любители искусства познакомились с наследием многих прежде недоступных творцов (не говоря о том, что с тех пор много новых появилось), и Пикассо уже не воспринимается как личность, олицетворяющая (поневоле) авангард едва ли не монопольно.

Благодаря выставке «Параграфы» мы можем взглянуть на Пикассо и его судьбу в искусстве «голыми глазами», забыв или не зная о том, кем он казался нам или нашим более старшим современникам когда-то.

1